Ослиная Шура. Александр Холин

девочка, как ты относишься к творчеству Врубеля? – вопрос задан был как бы невзначай, чисто риторически.

      – Кого? – спросила Шурочка, будто не расслышав вопроса.

      – Врубеля, – повторил Герман. – Никто в этом мире не относится к этому художнику однозначно.

      – Не знаю, почему ты спросил именно о нём, – отрешённо пробормотала художница, – но я когда-то виртуально была в него влюблена. Все его демоны, приправленные Лермонтовской поэмой, с детства будоражили моё воображение. Потом влюбилась в прекрасного художника Андрея Ковалевского. Почему-то его работы мне казались связанными неразрывными узами с творчеством Врубеля, хотя в образах картин ничего похожего не наблюдалось. И однажды я даже стихи Ковалевскому написала:

      Я вовсе не лезу из кожи,

      взвалив непохожести груз.

      Но, Боже мой, как же похожи

      мильоны блистательных муз.

      И я умираю от боли

      мильонов протянутых рук.

      Какие-то странные роли

      игриво играют вокруг.

      В кипение жизни, как в тину,

      я кину оставшийся рубль

      И демон напишет картину

      с названьем

      «Поверженный Врубель».

      – Браво! – Герман театрально зааплодировал.

      – Я понимаю – белиберда, но тогда мне это казалось находкой, – извиняющимся тоном промолвила девушка. – Просто каждый автор всегда верит в свою необычность и астрономическую талантливость, какие приходят на границе с гениальностью.

      – Не скромничай впустую, вещица получилась занятная, – обрезал Герман. – А спросил я о художнике вот почему: известно, что и Врубель, и Дюрер, и Босх, и ещё косой десяток художников были довольно набожны, но писали демонов. Ну, может, не совсем демонов, но жильцов только инфернального мира, то есть, проклятых ангелов. Не странно ли?

      – Ничего странного, – пожала плечами художница. – Все писатели, музыканты, а тем более художники очень легко проникают в инфернальные и параллельные миры, по себе знаю, так что созданные образы гораздо более реальны, чем все вместе взятые материалисты, реалисты и атеисты. Кстати, атеизм – тоже вера, только с обратным знаком.

      Герман кивнул: такой ответ его явно устраивал.

      – А ты не хотела бы попробовать свою кисть на эту тему?

      – Я? – удивилась Шура. – У меня немножко другое амплуа. До сих пор я пыталась показать ранимую и довольно уязвимую душу любящей женщины под ракурсом ещё никому неизвестным. Признаюсь, хоть я и женщина, но той же Серебряковой удаётся много лучше меня передать истинную сущность женщины. Притом, отпадшие ангелы, или их ещё называют аггелами, слишком серьёзная тема. Боюсь, не получится.

      – Получится, – заверил Агеев. – Получится. Теперь у тебя будет многое получаться, только не теряй уверенность. Это тоже вера и самая важная в жизни человека. Разве не так?

      Его слова не были наигранными: Герман всегда знал, что делал и говорил,