Забыть Александрию. Ольга Игоревна Ядзе

воды и кусок ржаного хлеба.

      – Почему она сама не пришла? – тихо спросила Отум. – Почему Лекс не пришла сама?

      – Не знаю. Думаю, она испугана. И это решение… о твоей казни, Отум. Оно далось ей нелегко. Просто на этом настаивал весь Тайный совет, – сказал Эрнест, после чего помялся немножко, и удалился.

      Отум не понимала этого. То, что Александрия приказала ее убить, не укладывалось в голове.

      «Если меня признали невменяемой, то меня по закону можно оставить в живых. Так почему Александрия не настояла на этом?» – подумала Отум. Пока она мешкала, крыса побежала к ее хлебу, и это заставило принцессу прийти в чувство.

      – Кыш! А ну кыш! – Отум схватила кружку и хлеб и впервые за долгое время почувствовала, как сильно хочет есть. Она жадно вкусила хлеб, но не ощутила его вкуса, а затем в несколько глотков осушила кружку. Было странно есть и пить. Вместе с матерью она и сама словно умерла.

      Она вспомнила обрывки разговора. Она вспомнила, как в покои вошла Александрия. Вспомнила, как ее мать прохрипела:

      – Я думала, ты ее любишь… – И слова эти набатом стучали в голове девушки, и ее грусть медленно перерастала в ненависть.

      Александрия ее не любила, теперь Отум была в этом уверена. Если бы любила, то пришла в темницу сама. Если бы любила, то не позволила бы казни случиться. Если бы любила, то не ушла утром. Будь она рядом, то все сложилось бы иначе.

      Отум заставила себя успокоиться, еще раз окинула себя взглядом и вспомнила, что ей оставили браслет.

      «Его не проверили на наличие проклятия, раз уж не сняли. Видимо, мою проверку контролировала Александрия, и она была уверена, что в ее подарке уж точно нет ни магии, ни яда. Или же… этот браслет был проклят ей самой. Точнее, ее людьми. Что ей стоило подкупить придворного мага?»

      По спине Отум пробежали мурашки. Это предположение казалось логичным и правильным. У Александрии был мотив для подобного поступка – она ненавидела Галатею, да и трон, к которому ее готовили с рождения, она в глубине души должна была хотеть. Но Отум казалось гнусным подозревать сестру без весомых улик.

      «Она же хороший человек, она бы так не поступила, – напомнила себе Отум, но не была теперь так уж уверена в этом. – Она успокаивала меня, когда мне было грустно. Была рядом со мной, когда всем остальным не было до меня дела. Она бы и сейчас пришла, если бы мое поведение ее не напугало».

      Отум сняла браслет и, задумавшись, сжала его в кулачке. Этот браслет остался единственным напоминаем о том, что Отум была любима, что у нее была хорошая счастливая жизнь. Она разозлилась на себя, что посмела плохо думать о сестре. Александрия всегда была лучшей, она была великодушной и мудрой, и теперь ей было суждено стать королевой.

      – Разве так не будет лучше? – спросила она у пустоты.

      – Эй! – услышала она мужской голос, доносящийся из соседней камеры. – Эй! Послушай… Ты ведь принцесса Отум?

      Голос был сиплым, но звучным. Наверное, его обладатель долго плакал, прежде чем задать этот вопрос.