Забыть Александрию. Ольга Игоревна Ядзе

ты ее любишь, – выдавила Галатея, и это стало ее последними словами.

      Александрия нахмурилась и еще какое-то время смотрела на бездыханное большое тело, после чего ее лицо скривилось от наигранных эмоций: смеси страха и шока.

      – Стража! – закричала она. – Все сюда! Сюда!

      Разум Отум начал проясняться. Она посмотрела на мать, увидела, что ее глаза остеклели, что ее лицо потеряло краску, и девушка похолодела. Она упала на колени, и кинжал выпал у нее из рук. В покои ворвались стражники, и Александрия, оседая на полу в груде юбок, указала на Отум.

      – Она… Она убила королеву! – хрипло произнесла она. – Я все видела…

      Все и так было понятно – мужчины не стали больше ждать и грубо скрутили Отум руки. Боль, причиненная ими, еще больше отрезвила ее. Она поняла, что только что покалечила или убила мать. Ей стало очень страшно. Обычно, когда она чего-то боялась, сестра успокаивала Отум, но теперь Александрия отвернулась от нее.

      – Спасите ее… Спасите ее, пожалуйста, – пробормотала Отум, но никто не слушал ее.

      Она еще раз с надеждой посмотрела на сестру, а затем все перед ее глазами померкло.

      Ей снился кошмар. Ей снилось, как на ее огромной кровати лежит гроб, и в нем, возле трупа матери, лежит ее собственный труп. Отум грезила этим кошмаром наяву, пока ее волокли по мраморным полам к лестнице в подземелья. Внизу были темницы.

      Она хотела бы еще раз обнять мать. Она хотела бы сказать Галатее, что понимает ее и не осуждает. Отум действительно любила свою мать. Галатея была властной и наглой, но ее страстность и ее целеустремленность всегда казались Отум просто невероятными.

      Отум очнулась уже в камере. Там не было ни окон, ни света – единственным источником освещения служил старый подсвечник в коридоре. Отум была прикована кандалами к стене, от которой не могла отойти и на три шага. На ней больше не было коронационного наряда – все, что ей оставили от него, так это браслет-талисман Александрии. Отум сидела в льняном сером платье посреди грязного сырого пола, и в углу ее камеры что-то грызла крыса.

      Девушка вспомнила, как ранила мать. Она хотела бы заплакать, но не смогла. Отум показалось, что ей не хватает воздуха, что ее сейчас вырвет, что она сейчас умрет. Но она не умирала. Мир вокруг был предательски четким. Случившееся не было сном.

      – Я не могла… не могла… – сипло сказала она самой себе, и стражник, проходящий мимо ее камеры, с опаской на нее покосился. Увидев человека, Отум рывком подскочила к решетке. – Прошу вас, ответьте, она жива?! Ответьте, я умоляю вас!

      Страж ускорил шаг и вскоре исчез в темноте коридора. Отум ударила кулачком по ржавой решетке и стиснула зубы. Сожаление и стыд прожигали ее изнутри. Она искренне хотела, чтобы все прекратилось. Чтобы она умерла. И ей представили такую возможность: часы текли, а еды и воды ей все не приносили.

      Она сидела на полу, уставившись в стену. Иногда на нее накатывала истерика, и она начинала рыдать. Ее живот ныл, а голова гудела. Ей бы стоило поспать, но она не могла. Когда она закрывала глаза,