Я иду тебя искать. Маргарита Анатольевна Смородинская

задумчивости Клаву вывел голос начальницы ОТК Людмилы Анатольевны.

      – Клавдия, это что такое? – Людмила Анатольевна ткнула в лицо Клавы бутылку с наклеенной акцизной маркой.

      Клава взглянула на бутылку. Марка была наклеена криво.

      – Кто так клеит? Да за такое руки надо оторвать. Такое впечатление, что вы тут водочными парами надышались или вообще где-нибудь хряпнули, пока никто не видит. Клеят кое-как, а потом переклеивай за ними. Да вы вообще видели, сколько у меня там брака?

      – А вы чего на меня кричите? Я тут одна, что ли, клею? – разозлилась Клава. – У меня все марки ровно приклеены. Это вы вон той троице претензии предъявляйте.

      – Я их всем предъявляю, – заорала Людмила Анатольевна. – Вы сюда работать пришли, а не баклуши бить. Если что-то не устраивает, вас тут никто не держит. На ваше место желающих очередь во весь посёлок выстроится. В общем, там целый штабель брака стоит. И вы его сейчас переклеивать будете, – закончила Людмила Анатольевна.

      Клава со злостью шлепнула очередную марку на проезжающую мимо бутылку и искоса посмотрела на троицу. Девчонки как ни в чём не бывало продолжали весело щебетать.

      Во время обеда Клава пошла в раздевалку, которая одновременно служила и столовой. Посередине между шкафчиками, в которые рабочие вешали свою одежду, тянулся длинный деревянный стол, по обе стороны от которого стояли такие же длинные лавочки. Все садились за этот общий стол и вытаскивали свою еду, которую приносили в банках или пластиковых контейнерах. Разогревать еду было негде. Ни микроволновок, ни духового шкафа в цеху не было. Клаву научили одной хитрости. Приходя на смену, она первым делом ставила банку с едой на батарею, так что к обеду её еда всегда была горячей. Минус этого приспособления был в том, что в теплое время года, когда отопление отключали, еду приходилось есть холодной.

      Молча съев холодные пельмени, Клава вернулась в цех. Через минуту прибежала Людмила Анатольевна:

      – Бутылки закончились. Пока не привезли, поэтому все идут на коробки.

      – Ну … твою мать, – выругалась Клава. Стоять на коробках никто не любил. Коробки для бутылок привозили в разобранном виде, просто сплюснутые картонные листы. Нужно было из этих картонных листов формировать коробки, в которые потом загружали готовую продукцию. Пыль от коробок стояла такая, что к концу смены казалось, что легкие твои настолько ею забиты, что из них самих смело можно вырезать коробки.

      К концу смены Клава была вымотана и морально, и физически. Ей хотелось одного – просто рухнуть в постель. Но надо было еще зайти в магазин купить что-нибудь для мужа и сына. Купит куриных окорочков, кинет их на сковородку. Пусть едят. Для кулинарных изысков у Клавы не было ни времени, ни сил, ни денег. На заводе в последнее время зарплату выдавали натурпродуктом, а не деньгами. Собственник предпочитал расплачиваться молочкой и хлебобулочными изделиями, так что выбор рациона питания в семье Клавы был строго ограничен. «Слава богу, что не водкой выдаёт. И на том спасибо», –