Волчьи выродки. kotskazochnik.ru

тебе не жаль себя, Ваня?

      – Что? – не понял полковник.

      – Тебе не жаль ввергать себя в такую авантюру и за собой тянуть других? Ведь в случае обнаружения подложных документов тебя… – она сделала паузу и затем добавила: – … и меня, в том числе, объявят врагом народа!

      – Ах, вот вы о чём!

      – Да, конечно! Я не в том возрасте, чтобы жить по легенде о Прометее, да и тебе не советую!.. За такие дела с твоей груди быстренько слетит звёзда Героя!

      Жогов с сожалением посмотрел на неё и горько усмехнулся.

      – Жаль, что мы не поняли друг друга! Пишите письмо Николаю, а я постараюсь оформить на него документы и вернуть его в ваши объятия живым и здоровым, – он посмотрел на часы и добавил: – В моём распоряжении осталось всего двадцать минут, и я больше не буду вас отвлекать от дела ненужными и бездарными разговорами…

      Он отвернулся к окну, взяв в руки чашку с чаем и оставив женщину наедине с листком бумаги для письма сыну. Через секунду у него за спиной раздался тяжёлый вздох, он обернулся и увидел пристальный взгляд женщины, в котором слились и боль, и испуг, и смятение…

      – Каждый, кто отдал свою жизнь на этой войне в борьбе с фашизмом, достоин называться Прометеем, ибо погибли они за других, за тех, чей огонёк жизни ещё не загорелся, – тихо сказал он. – И вы правы, Анастасия Ильинична, я далеко не легендарный герой, но мне довелось недавно узнать о человеке, с которым не могли бы сравниться и миллионы Прометеев, и моя звёзда Героя перед ним ничто… не смотря на то, что я ей дорожу!

      – Кто это? – несмело спросила женщина.

      – Януш Корчак!.. Его настоящее имя Генрик Гольдшмит. Это поляк – врач, педагог и писатель. Он погиб в газовых камерах Треблинки, в Варшавском гетто, вместе со своими воспитанниками, – тихо и размеренно говорил полковник. – Я был тогда в СМЕРШе второго Белорусского фронта, когда мне довелось инспектировать дела узников Варшавского гетто… Там я и наткнулся на дело шестидесятичетырёхлетнего старца с очень интересной судьбой: он был писателем, врачом и педагогом, создавшим за свою жизнь немало сиротских домов и интернатов. Он защищал права детей-беспризорников в судах, лечил их и написал о них множество книг… Но больше всего меня потрясла его смерть, – понизил он голос. – Эсэсовцы предоставили Корчаку возможность остаться в живых, но он не бросил своих воспитанников, а их насчитывалось на тот момент более двухсот детей, и шагнул за ними в газовую камеру! Нашлось даже несколько очевидцев из военнопленных, которые работали в крематории Треблинки. Они рассказали, что этот славный пожилой поляк постоянно успокаивал детей и рассказывал им сказки… до самой смерти!.. Когда же двери душегубки были открыты после казни, то эсэсовцы увидели, как мёртвые дети обнимали его!.. Да-да, они даже мёртвые обнимали его! Это ли не образец отеческого отношения к детям?!.. Да он мог заменить собой любую мать! А вы?! – резко повысил он голос. – Вы?!.. Я думал, что вы настоящая мать!.. – с горечью закончил он.

      Жогов поднялся из-за стола и направился в коридор. Одевшись, он вернулся в кухню. Женщина сидела более чем