Дом с характером. Диана Уинн Джонс

какого именно возраста достигла. И к тому же нигде не написала, что много училась или обладает большим опытом, – вот это было бы настоящей неправдой. Чармейн даже не упомянула, что любит книги больше всего на свете, хотя это как раз истинная правда. Все равно любовь к книгам и так сквозит в каждой строчке.

      Король наверняка просто скомкает письмо и бросит в камин, подумала Чармейн. Зато я сделала что могла.

      Она пошла и отправила письмо, чувствуя себя невероятно смелой и независимой.

      На следующее утро тетушка Семпрония прибыла в своей коляске, запряженной пони, и погрузила туда Чармейн вместе с аккуратным ковровым саквояжем, который миссис Бейкер набила одеждой Чармейн, и второй сумкой, гораздо большей, которую мистер Бейкер набил пирожками, плюшками, булочками, рогаликами и ватрушками. Вторая сумка была такая большая и так сильно пахла вкусными приправами, подливкой, творогом, фруктами, вареньем и специями, что кучер, правивший коляской, обернулся и изумленно принюхался, и даже тетушка Семпрония и та царственно раздула ноздри.

      – Что ж, дитя мое, с голоду ты не умрешь, – заметила она и приказала кучеру: – Трогай.

      Однако кучеру пришлось подождать, пока миссис Бейкер обнимала Чармейн и тараторила:

      – Лапочка, я уверена, что ты будешь вести себя как добрая, аккуратная и заботливая девочка!

      Враки, подумала Чармейн. Ни в чем она не уверена.

      Потом подбежал отец, чтобы поцеловать ее в щечку.

      – Ну, Чармейн, ты не заставишь нас краснеть, – сказал он.

      Опять враки, подумала Чармейн. Еще как заставлю, и тебе это известно.

      – Мы будем по тебе скучать, солнышко! – воскликнула миссис Бейкер, глотая слезы.

      А вот это, наверное, не враки, подумала Чармейн – к собственному удивлению. Хотя я совершенно не понимаю, как им удается меня выносить.

      – Трогай! – сурово повторила тетушка Семпрония – и экипаж тронулся. Пока пони степенно шагал по улицам, тетушка Семпрония говорила: – Насколько я знаю, Чармейн, родители всегда следили, чтобы у тебя было все самое лучшее, и тебе никогда в жизни не приходилось даже пальцем о палец ударить. Готова ли ты для разнообразия обслуживать себя сама?

      – Да, конечно, – искренне ответила Чармейн.

      – И не только себя, но и дом, и несчастного больного старика? – не унималась тетушка Семпрония.

      – Постараюсь, – ответила Чармейн. Она боялась, что, если она этого не скажет, тетушка Семпрония, чего доброго, развернет коляску и отвезет ее обратно домой.

      – У тебя ведь приличное образование, не так ли? – спросила тетушка Семпрония.

      – Меня даже музыке учили, – с некоторой неохотой призналась Чармейн. И поспешно добавила: – Но у меня к ней нет способностей. Так что играть дедушке Вильяму колыбельные я не смогу.

      – Этого и не требуется, – заявила тетушка Семпрония и фыркнула. – Он чародей и, если захочет, наколдует себе любую колыбельную. Я пытаюсь выяснить, обучали ли тебя положенным