Башня из красной глины. Михаил Ежов

оппоненты. В научном мире.

      – Но их баталии развивались за кафедрой или в прессе, – добавила рыжая. – Из-за разногласий по вопросам генетики не убивают, я думаю.

      Смирнов холодно улыбнулся:

      – Убивают и не из-за такого, уж поверьте.

      – Вам виднее, – легко согласилась рыжая.

      – Простите, дамы, но кто из вас кто? – Смирнов улыбнулся, словно извиняясь за свою недогадливость.

      – Викулова Виктория Романовна, – назвалась рыжая.

      – Золина Зоя Владимировна, – представилась блондинка.

      – Можете еще что-нибудь добавить насчет Александра Викторовича?

      Женщины ответили отрицательно, и Смирнов, попросив их на всякий случай записать ему в свой блокнот номера мобильных телефонов, двинулся дальше.

      В следующей комнате он обнаружил техника. Анатолий Семенович Кожин оказался рыжеватым блондином лет сорока, сутулым, с непропорционально большими руками. Глаза у него были водянистыми, веки воспаленными. На подбородке виднелась узкая полоска щетины, которую он пропустил, когда брился. Техник рассеянно сунул полицейскому ладонь для рукопожатия и предложил выйти поговорить на лестницу.

      – Покурим, – сказал он, доставая пачку «Веста».

      Дверь из комнаты вела прямо на лестничную клетку, где стояла почти полная окурков банка из-под кофе.

      – Охарактеризуйте вкратце Александра Викторовича, – попросил Смирнов, наблюдая за тем, как техник щелкает газовой зажигалкой, пытаясь прикурить.

      – Скотина! – кратко заявил Кожин, когда ему это наконец удалось. – Шел по трупам. Никакого представления о морали. Я так и сказал вашему предшественнику.

      – Можете привести конкретные примеры? – поинтересовался следователь.

      – Сколько угодно, – согласился Кожин и тут же выложил четыре истории о том, как Марухин подставлял, подсиживал и обходил конкурентов. Причем работавших в том же самом НИИ.

      Смирнов все аккуратно записал, особенно фамилии.

      – Больше ничего? – спросил он.

      – Нет, но поспрашивайте тех, кто тут работает подольше. Уверен, они вам и не такое расскажут.

      Смирнов уточнил возраст лиц, которые, по мнению Кожина, пострадали от козней Марухина. Оказалось, что самому молодому сейчас пятьдесят семь и живет он уже восьмой год в Канаде.

      – Но в любом случае за такое не убивают, – пожал плечами Кожин. Он затушил сигарету о край банки и бросил в нее окурок. – Да еще и так… жутко.

      Следующим Смирнов опрашивал Дмитрия Александровича Бирюкова, химика и доктора наук, как сообщил ему Самсонов. Химик был лысым шестидесятилетним крепышом в очках без оправы, его лицо покрывали крупные веснушки. Он разговаривал с полицейским, сидя на табурете и вертя в пальцах огрызок карандаша.

      – Сашу знал давно, – говорил он. – Лет двадцать, наверное. Мы вместе и лабораторию эту организовали, персонал набирали. Так что стояли, так сказать, у истоков.

      Смирнов уважительно кивнул.

      – Ученый он был от Бога, – продолжал Бирюков. – Гений, я думаю. Большая потеря для генетики.

      – А