Где-то на земле есть рай. Валерия Вербинина

вся во внимании, – сказала я, делая серьезное лицо.

      – Поскольку она бывшая певица, явимся к ней под видом журналистов. Я репортер, ты – фотограф.

      – Есть одно «но», Паша: я плохо фотографирую.

      – А я так вообще не умею брать интервью, – парировал мой напарник. – Ничего, как-нибудь прорвемся. Кстати, я уже позвонил и договорился о встрече. В одиннадцать утра.

      Он выдвинул ящик стола и вытащил оттуда устрашающего вида профессиональную камеру с длинным, как клюв тукана, объективом, при виде которой во мне сразу же ожили все самые нехорошие предчувствия.

      – Но, Паша, это же профессиональная оптика! Я такую вообще никогда в руках не держала!

      – Лиза, – сердито сказал Ласточкин, – от тебя вовсе не требуется быть настоящим фотографом. Главное – убедительно сыграть роль, поняла? А что ты нащелкаешь и как – это, извини меня, вообще никого не колышет! Просто делай умное лицо и жми на кнопки.

      Я надулась. А что бы вы сделали на моем месте?

      – Камеру береги, разобьешь – Петрович с тебя стружку снимет. Он и так из-за машины на нас зол.

      – А что насчет машины, кстати?

      – А ничего. Прокатимся на метро.

      – Кстати, Паша, я же тебя не поблагодарила, – сказала я, когда мы тщательно проверили, не осталось ли при нас вещей, которые могут выдать нашу профессиональную принадлежность, и покинули отделение.

      – За что? – рассеянно спросил мой напарник.

      – За цветы, которые ты мне вчера прислал.

      Павел остановился и взглянул на меня в упор.

      – Я не присылал тебе никаких цветов, – сказал он. Было очевидно, что мой напарник не шутит.

      – Но тогда кто же?.. – пробормотала я в удивлении.

      – Какой-нибудь таинственный поклонник, – отозвался капитан, пожимая плечами.

      В синем вагоне, который уносил нас на юго-запад, я не удержалась и спросила у Ласточкина, что он думает по поводу нашего второго дела и визита Юрия Даниловича Арбатова в наши скромные пенаты. Павел поморщился.

      – Если Парамонов и впрямь не поделил чего-то с Арбатовым, то для его же собственного блага я бы пожелал ему оставаться мертвым, – наконец признался он.

      – Что, Арбатов настолько страшен?

      – Да как тебе сказать, – буркнул мой напарник, дернув щекой. – Ты же видела, какой он. Вежливые, спокойные манеры, речь образованного человека, но все это ничего не значит, поверь мне. Он всегда был хладнокровным, безжалостным мерзавцем, а когда прорвался к большим деньгам, стал еще опаснее.

      – Гм, – произнесла я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

      – В сущности, он обыкновенный бандит – из числа тех, которые вовремя сумели прикинуться бизнесменами. И он открыто дал нам понять, что он заинтересован в деле… Вот только насколько открыто? Не сыграем ли мы ему на руку своим расследованием? – Ласточкин нахмурился: – Вообще, вся эта история: этот беспокойный покойник, который терроризирует жену письмами, – меня очень тревожит.

      На остановке в вагон ввалилась целая толпа народу, и капитан замолчал.

      Мы сравнительно быстро отыскали дом, в котором