Где-то на земле есть рай. Валерия Вербинина

на достигнутом, отпихнул меня с такой яростью, что я отлетела шага на три и плюхнулась на асфальт, ободрав ладони и разорвав юбку.

      АР-РАХХХ! И вслед за этим какой-то тупой чавкающий звук вроде «шмяк»!

      Завизжали тормоза машины, которая чуть не наехала на меня. Я кое-как поднялась и обернулась к Ласточкину, твердо намереваясь потребовать объяснения его, мягко говоря, странного поступка, и тут в унисон взвыли сигнализации сразу трех или четырех автомобилей, включая наш. Я покачнулась. Господи! Да что такое случилось с нашей машиной? Или весь мир сегодня сошел с ума?

      Ласточкин, очень бледный (он тоже упал), поднялся с асфальта, утирая рукавом губы. Я подошла поближе, не веря своим глазам, а сигнализации все продолжали выть. Водитель на дороге в обалдении высунул голову из салона и вертел ею во все стороны.

      Возле нашего автомобиля в месиве битого стекла и каких-то погнутых окровавленных железок лежит грузное женское тело. Похоже, падая, она зацепила нашу машину, но в тот момент я думаю вовсе не об этом. Если бы я осталась стоять на месте и если бы Ласточкин не отшвырнул меня в сторону в последний момент…

      Рука болит адски, но я усилием воли заставляю себя забыть о ней.

      – Паша! Ты цел? Паша!

      – Я ничего. Ты-то как?

      У меня дрожат губы. Ласточкин оборачивается к телу, распластанному на тротуаре. Сорок пять лет? Пятьдесят? Глаза широко раскрыты, из угла рта зигзагом сбегает струйка крови. Я нагибаюсь, трогаю руку, ищу пульс.

      – «Скорую» сюда, – хрипит Ласточкин и берется за сотовый.

      – Похоже, она мертва, – бормочу я. Пульса нет.

      – Девятый этаж, – хрипло выдыхает капитан.

      – Ты видел, откуда она упала?

      – Нет. Я видел, как она летела. На девятом этаже открытое окно, на других нет.

      – Думаешь, это самоубийство?

      Паша пожимает плечами:

      – Не знаю, Лиза. Вообще-то, это не наш уже район. Пусть этим делом местные занимаются.

      Он прав: наш район начинается на другой стороне улицы. И, честно говоря, сейчас я даже рада этому.

* * *

      Полиция прибывает через двенадцать минут, «Скорая» – через сорок, но она уже никому не нужна. Капитан Колесников, молодой, с седыми нитями в русых волосах, немного заикающийся при разговоре, давний и хороший знакомый Ласточкина. Краем уха я слышала, что возле какого-то банка в свое время был взрыв и именно после него Колесников стал таким.

      – Похоже, со свидетелями мне повезло, – говорит он с мягкой извиняющейся улыбкой. – Девятый этаж, говоришь?

      Он подходит к телу, но, увидев лицо, отшатывается как ужаленный:

      – О ч-черт!

      – В чем дело? – спрашивает Ласточкин.

      На лицо самого Колесникова жалко смотреть.

      – Это же Агриппина… Целительница, ворожея, ясновидящая и всякое такое…

      Всё, вечерние новости получили свой горячий сюжет. Желтые журналисты, точите перья: знаменитая Агриппина покончила жизнь самоубийством! Броские заголовки, версии – одна заковыристей другой. Не сглазил ли ее маг-соперник? Не соблазнил