Тьма. Ирина Родионова

Вити.

      – А что мне, реветь теперь? – глухо спросил десятиклассник. – Этим я их не верну.

      – Логично. Но можно было бы и пореветь.

      Тишина в ответ. Новый человек напротив властного полицейского. Улыбка – пустая, восторженная и ненормальная, Аглая хлопает глазами, перебирая в пальцах яркие бусины браслета.

      – Ты меня слышишь? – Милослав Викторович щелкнул пальцами перед ее глазами, но она лишь посмотрела куда-то в окно, непробиваемая и молчаливая.

      – Я же вам объяснила! – взвилась Чашечка. – Это особый ребенок, с диагнозом, я могу вам принести медицинскую карту. Если Аглая не захочет, то ничего не расскажет.

      – Тогда пусть она захочет, – вкрадчиво попросил полицейский.

      Выдохнув, Чашечка почти простонала:

      – Ей вообще нужен представитель при таких процедурах, как и всем ребятам, но ей особенно… – Учительнице хватило одного взгляда на непрошибаемое лицо Милослава Викторовича, чтобы сразу понять: все споры бесполезны. Буркнув себе что-то под нос, Чашечка взяла девушку за руки, растерла бледные ладони и улыбнулась в пустое лицо. – Аглая?.. Ты меня слышишь?

      Та сжала губы полоской и уткнулась взглядом в пол, занавесив лицо топорщащимися волосами, сожженными дешевой краской.

      – Глаша… А помнишь, как мы вырезали снежинки?

      Помедлив, Аглая едва заметно кивнула. Милослав Викторович прищурился.

      – Помнишь, как Ника тебе помогала?

      – Помню… – прошелестела Аглая. Голос у нее был тусклый и невыразительный.

      – А когда ты вчера в последний раз ее видела, помнишь, Глашенька?

      – Помню.

      – Она была в школе?

      – Да.

      – А вечером вы встречались?

      – Нет…

      – Умница. – Чашечка погладила ее светлые руки и улыбнулась с облегчением. – Ты большая умница, Глаша. Спасибо, что рассказала нам.

      Полицейский фыркнул и, потеряв интерес к беседе, погрузился в свои неразборчивые записи.

      – Я. Ничего. Не. Знаю. – Рустам рубил фразы, отгораживаясь от полицейского скрещенными руками. Десятиклассник отодвинулся от стола настолько, насколько вообще мог, и теперь с прищуром следил за каменным Милославом Викторовичем. Кажется, полицейский не верил ни единому его слову.

      – Напомни, за что у тебя условка? – Вопрос ударил горячей кровью в голову, и Рустам, ощущая позорный румянец на смуглых щеках, глянул в пустые глаза:

      – Это тут при чем?! То за воровство! Я бы никому… Я и пальцем эту дуру не тронул, хоть она и вылила на всех ведро дерьма.

      Чашечка зажмурилась, видимо, ей не хотелось, чтобы полицейский узнал о вчерашней безобразной сцене в кабинете истории. Глаза Милослава Викторовича тут же вспыхнули нездоровым огнем.

      – Что-что она вчера сделала?..

      Рустам тоже почувствовал этот недобрый интерес и, насупившись, вновь замолчал, отворачивая лицо.

      – Ничего.

      – Я ведь могу и в отделение тебя отвезти, – задумчиво произнес Милослав Викторович, чуть подавшись вперед. – С матерью вместе.

      – Не