Поперечный элемент. Александра Евгеньевна Булычева

Когда-то в избе Елены Филимоновны жили большой семьей, пока война не принесла пустоту в эти стены.

      Распахнулась дверь, и в пороге застыла Ольга, держа два ведра, полных снега.

      – Тут!

      Две женщины, оторвавшись от своих дел, в ужасе открыли рты. Первой опомнилась Елена Филимоновна.

      – Шо встала? В подпол!

      Ольга бросила ведра возле порога и захлопнула дверь, задвинула засов. Варвара Васильевна, схватив икону, вскочила с колен. Елена Филимоновна уже отодвинула половик и открывала тяжелую деревянную дверцу.

      – Живо! – прикрикнула она на баб.

      Варвара Васильевна, прижимая икону к груди, тихо охнула и обернулась. За дверью слышалась немецкая речь, кто-то гоготал.

      – Живо! – шепотом повторила старушка и стала толкать обеих к люку.

      – Я останусь! – в отчаянии воскликнула Ольга.

      – Тьфу ты! Не смей перечить старшим! – Елена Филимоновна с силой швырнула младшую внутрь, следом подтолкнула невестку и захлопнула люк. Две женщины, оставшись в полной темноте, услышали шорох надвигаемого на убежище половика за секунды до того, как в дверь грубо постучали.

      – Хто там? – шаркая, старуха поплелась к двери.

      Ольга и Варвара Васильевна, прижавшись друг к другу и затаив дыхание, прислушивались. Варвара Васильевна двигала губами, снова и снова беззвучно повторяя молитву. Незнакомая речь стала громче, и в избу вошли, судя по шагам, не меньше трех мужчин.

      – Ц кем живёшьт? – властно спросил один из них.

      – Одна, хлопцы, одна. С кем жить-то? Двоих сыновьёв на фронт проводила, дед мой – тот помер давно.

      – А это? – фашист пнул ведро, и оно брякнуло о второе.

      – Так снега набрала, колодец далёко, а я уже старая.

      – Босциком?

      Какое-то время были слышны только шаги в тяжелых сапогах. Ольга вцепилась в руку Варвары Васильевны, поняв их оплошность. Валенки имелись одни на семью, и они сейчас были на ней. А лужи от растаявшего снега наверняка вели к подполу. Варвара Васильевна, сжав ее руку в ответ, продолжала беззвучно молиться.

      – Босиком, – тихо подтвердила Елена Филимоновна. – Нет валенок…

      Снова шаги, совсем близко.

      – Жрать ессть? – другой голос.

      – Чем богаты тому рады, садитесь, хлопцы, обед не постыл.

      Загрохотала лавка, кто-то сел. Елена Филимоновна зашаркала к печи, загремела ухватом, выуживая чугунок.

      – Хороша похлёбка, навариста.

      Водрузила на стол. Раздалось презрительное хмыканье.

      – Этьи помои сама жри, русиш швайне, – брезгливо фыркнул самый подозрительный, который до сих пор стоял совсем рядом с притаившимися внизу женщинами. – Несси йеду!

      – Да где ж её взять? Это всё, что есть! – испуганно пролепетала старушка.

      – А там щто?

      – Ништо, ништо там нету, давно уже!

      – Покажьи.

      – Клянусь вам, хлопцы, мышей и тех нет!

      Сестры в ужасе