Баренцева весна. Оганес Григорьевич Мартиросян

тобы паук приблизился к нему, впустил в него яд и выпил его до дна.

      Стояла вечерняя погода. Винсент вышел из гаража, где он хранил картины. Двинулся навстречу закатному солнцу. Ночь наступала. Чтобы рисовать, он взял с собой огромный фонарь. Дойдя до места, он посмотрел наверх. Звезды уже светили. Они раскрывались, кружась. Винсент сел за работу и рисовал, будто землетрясение. Горы падали в его голове. Он их переносил на бумагу. Гигантские глыбы превращались в кипарисы, в церкви, в крестьян.

      – Я нарисую их всех. Я не пишу, а целую. Поцелуй равняется смерти.

      Так произнес Винсент. Он набил трубку табаком и выпустил облако, обещающее грозу. Молнии и дожди.

      – Узнай меня, – зашептала бумага. – Напои вином или водкой. Нужен разбег, кисть должна разогнаться и полететь.

      Он работал пару часов. За это время он родился и умер. И создал красоту.

      – Вот и кончилось небо. Завершились люди, деревья, храмы. Больше нечего рисовать.

      Ван Гог взвалил мольберт на плечи и зашагал. Занавес опустился. Стало совсем темно.

      – Я всю жизнь рисовал мясом и хлебом. Теперь пришла пора пустоты.

      Винсент вошел в дом. Разогрел желтый суп.

      – Подумать страшно, здесь я родился, отсюда меня провожали в школу, здесь я умру, потому что в сильные морозы занятия отменяли, я сидел дома, в четырех стенах, которые жили за меня, будут жить, это они ходили в школу, а я оставался тут. Как будто не жил, завтракал на траве, влюблялся, женился, вешался, прыгал из окна, ел яичницу с перцем, хлебом, солью, вином. Что со мною поделать.

      Он сел по-турецки и подумал, что держит кисть в руках, как янычар ятаган. Не пишет, а рубит головы. Отсюда так много красного и черного. Это кровь. Ван Гог курил, но табак пах сортиром. Дым рисовал картины. Винсент выпил вина. Он включил телевизор и смотрел на булыжную мостовую, которая плавилась и плыла. Верблюд стоял и пил воду. Из дула танка вылетела стрела. Ноги Мартина Скорсезе подрагивали над городом. Ботинки были желто-лимонного цвета. Солнце напоминало кусок свежей говядины, из которой торчали лучи. Винсент напевал песню. Ей его обучила бабушка, умершая до его рождения. У него болел зуб. Он ковырялся в нем зубочисткой. Думая, вызвать проститутку или нет.

      – Надо бы, но нельзя. Экономия денег. Семени, которое надо переработать в белую краску. В белые облака. Если я сижу за решеткой, то это мир заключен, а я на свободе. Просто ее немного. Но приятно и весело. Надо рисовать картины из продуктов. Выдавливать их на холст. Одно спасение – туалет. Там можно укрыться. Закурить сигарету. Развернуть роман Ирвинга Стоуна. Побежать по страницам. Почитать биографию. Собственную, свою. Как безумие сжало тиски. Как украденная невеста запищала и юркнула в щель. Как люди ходили по улицам, надев на головы половинки арбузов. Как по улицам гуляют планеты и звезды.

      Винсент вспомнил про свою первую подушку, набитую иглами. Ему было сладко на ней. Позже, с годами, он купил подушку из перьев, но она колола его и не давала спать. Потому что кожа с него сползла. Он оголился весь. Он открыл окно, но за окном была стена мира, более жесткая и непроницаемая, чем бетонная стена. Он вдохнул кубики воздуха. Скосил один глаз, чтобы увидеть солнечное затмение у себя за спиной. Солнце освещалось луной.

      – Чем больше мы умираем, тем больше живем. Мы бросаем насиженные места, мы складываем в чемодан книги, бритву, зубную щетку, штаны, кровь, солнце, пиджак. Только Винсент никуда не спешит. Он идет по дороге, а его картины следуют вслед за ним, как цыплята за курицей.

      Он вздохнул, сплюнул, вытащил наушники, включил музыку. Камаз, груженный металлом, въехал в одно его ухо, чтобы разгрузиться в голове и выехать из другого.

      – Следующая моя картина будет называться энциклопедия. Я нарисую подсолнухи. Или себя самого. Я вложу в нее все свои чувства, будто деньги в банк. Будет так, не иначе. Картофель, который мы сажаем в землю, есть вклад, а урожай – проценты. Надо выкинуть мусор. Надо полить цветы. Надо сходить за хлебом. В обратном случае кусок мяса, запеченный в духовке, не обретет свой вкус. А пустой желудок – это барабан, гремящий о начале боя. О наступлении Наполеона на Москву. Которую он возьмет и из которой он будет изгнан.

      Вечер, расписанный каштанами и артишоками. Винсент лег на кровать. Сон пришел, как зима. В голове наступили морозы. Начал спускаться снег. Все черное стало белым. Утром Винсент пошел на почту и получил деньги от брата. Тео прислал письмо. В нем он писал о повышении на службе, о жене, о ребенке. О капитане Дельмарко, что ввел свой корабль в воды, принадлежащие семейству Ван Гогов. Тогда Дельмарко взял в руки мегафон и прокричал: Винсент, я выстрелю твоей головой. Она будто ядро планеты земля. Кончалось письмо светло. Израилем. Палестиной. Винсент сунул его в карман и пошел в магазин. Взял чилийского белого, сыр пармезан, рокфор, лук, черный хлеб, картофель. На кассе лук оказался дороже, чем он видел на ценнике. Подумав, брать или нет, он оплатил и взял. С пакетом в руке на улице. Где падают с неба люди. Дома он разложил свои книги. Их он не раскрывал. Он знал, что Жюля Верна надо читать в старости. А Майн Рида тем более. Поэтому ждал ее. Вспоминал свое детство. Колонию несовершеннолетних на Тэц 5.