Невозвращенец. Анна Скрипка

им будет абсолютно плевать. В моём окружении честен по отношению ко мне только Игорь. Рамок у нас с ним нет и вовсе, а обнимал он меня только когда сам этого хотел. Знал бы кто, насколько для меня важна эта честность и насколько трудно её найти. Но, впрочем, есть ли смысл во всём этом, если всё равно Игорь совершенно точно решил отсюда смыться? Без сожалений. Хладнокровно. Как назло, безоговорочно отстояв свою правоту одной лишь чистой совестью.

      Игорь уткнулся лицом мне в волосы – так, что его спокойное дыхание чувствовалось возле уха, я ощутила, как его тёплые губы коснулись моей шеи – и я обессиленно опустила голову ему на плечо, всхлипывая и безмолвно рыдая, отчаянно пытаясь пересилить в себе маленького обиженного собственника. К сожалению, я всё по-прежнему понимала.

      – Удачной дороги.

      Я пытаюсь себя изучать и знаю, что отходчивость – одно из моих замечательных качеств. Прошло около месяца – и, в принципе, я почти перестала считать себя отчасти ущербной, чего-то лишённой, хотя удар по самооценке был перенесён весьма болезненно и не до конца. Остался едкий неприятный осадок, который бывает от очень сильных впечатлений, но уже давно полученных, исчерпавших самих себя и почти забытых. Вы когда-нибудь выступали на сцене детского садика? Было, что вы забыли слова и с перепугу разревелись у всех на виду? Правда ведь, в том далёком детстве, в том далёком детском садике хотелось провалиться сквозь землю от такого позора и досады, казалось, что жизнь кончена и что ты самый несчастный и неудачливый человек в этом мире? А сейчас и вспомнить немного смешно, так мило, даже забавно, вот, мол, какой стыд и срам, но с кем не бывает; а осадок этого позора остался, ведь именно с того момента в моей жизни я узнала, что такое позориться. Осталось чувство, одна маленькая, но неимоверно сильная эмоция, из-за которой я по-прежнему перед выступлениями выучиваю свою роль до автоматизма, хотя сцены ни капельки не боюсь.

      Похожий осадок остался и после отъезда друга, только в этот раз я знакомилась не с позором, а с прощанием, с этим самым невоспринимаемым человеческим мозгом понятием «никогда», даже, можно сказать, со своеобразным предательством. Но, впрочем, сначала всё кажется куда страшнее, чем есть на самом деле. Игорь больше ни разу не звонил и не давал о себе знать – но ведь и не должен, я ему не девушка и не жена и никогда ею не была, поэтому постепенно вся ситуация уложилась в моей голове. Никто не заметил, что я маленько поревела в подушку и поругалась с воображаемым собеседником, несколько дней помолчала и каждый день на протяжении недели скрылась от чужих взглядов в горах, но вскоре всё уладилось. Кроме того, за отсутствием Игоря у меня, оказывается, было намного больше свободного времени, чем я предполагала.

      Первые две недели сопротивляться уже закоренелым привычкам (к примеру, звонить Игорю или приезжать к нему) было невыносимо. Несколько раз я ловила себя на том, что уже держу в руках телефон с намерением сообщить другу о красивом закате, пару раз автоматически приходила на его улицу и только возле