Невозвращенец. Анна Скрипка

и побезумствовать. Идея пришла в голову и впрямь немного ненормальная. С сестринской, конечно, не сравнится (её мало, кто переплюнет), но обычно такими вещами я не занимаюсь. Взяв еду на день и оставив отряд с Танькой (что тоже с моей стороны заведомо опрометчиво), я отправился на ближайшую горную вершину. Надежда была не велика, но возможно, что с горы получилось бы дозвониться до родителей и сообщить им о подвигах сестрицы по телефону, однако, добравшись до вершины и всё-таки неожиданно дозвонившись с третьего раза до насмерть перепуганной матери, в душе ликуя, я вежливо матом объяснил, что Таня живая и здоровая со мной. Я точно не помню, но похоже, мама поняла всю ситуацию с первых моих слов – к сожалению, непечатных.

      Я огляделся вокруг. Как я и предполагал, гор, обступивших нас гигантскими шатрами с округлёнными вершинами, видно не было. Туман поглотил нас полностью – от ближайшей балки до самой макушки нашего холма. Казалось, что в этом мире, кроме лагеря, состоявшего из двух палаток с брезентовыми навесами, больше ничего не существует. Всё пропало, всё растворилось сахаром в белоснежном чае. И города больше не существует, и исчезли все тропы и дороги, и реки застыли во льду, и моя сестра Танька ходила купаться в небытии, в сплошной белой глазури.

      – За водой надо бы сходить, – как бы невзначай сообщил мне напарник, завидев, что я вышел из палатки.

      – А ты что всё это время делал? – без злобы возмутился я, потягиваясь и зевая.

      – А ты хочешь сказать, Татьяна имеет право самостоятельно спускаться на реку в такую погоду? – иронично произнёс друг, вытаскивая из второй палатки пятилитровые баклашки.

      – Да по-моему, не ты Татьяну, а она тебя к реке водила. Правда, Танька?

      Сестра озадаченно подняла глаза: она не слушала наш разговор – и я махнул рукой.

      – Идём за водой? А то этот трудяга-провожатый надорвётся.

      Валентин (так немного иронично называли мы нашего товарища) скорчил гримасу обиженного вредного пацана, что ещё более забавно выглядело на лице тридцатилетнего рослого мужика, и продолжил заниматься костром.

      Танька же, схватив пузатые бутылки, быстро оказалась рядом, готовая идти хоть в ближайшую деревню. Деревушка в двадцати семи километрах отсюда, но, на счастье, наш путь был куда короче.

      И, покинув Валентина с костром в лагере, мы ушли вдоль обрыва на юг. Там примерно в пяти минутах ходьбы находился маленький родник, который уже много лет подряд обещал иссякнуть. Но как оказалось, родник этот черпает воду из какого-то неведомого нам пресного океана, и струя, бьющая меж обтёсанных водой скал, со временем только усиливалась, что радовало всех походников, бывавших здесь.

      По правую руку от нас простиралась белая бездна, на самом деле скрывающая прямую опасность – там была пропасть. Вскоре нас обступили высокие дубы с извилистыми тёмными стволами; здесь, в лесу, становилось страшнее, чем на открытом пространстве. Густая крона деревьев,