Охотник. almerto

смеюсь истерично.

      – Любит?! Меня?! Вы сами рехнулись!!! Он же мужик!!! Ваши шутки меня просто убивают, что отец, что сын!!!

      Он смотрит на меня очень серьезно.

      – Зря ты так. Раньше ты добрее был.

      Я смеюсь какое-то время и замираю, неверяще глядя на него.

      – Раньше, я? Вы о чем, Александр?

      Он вздыхает.

      – Когда-то ты меня спас. Я не забываю долгов и все это время присматривал за тобой. Ты пропал из вида лишь когда в армию ушел. Я был рядом с тобой, когда ты отца хоронил. Я был с тобой, когда ты в лесу после этого чуть не заблудился, сгорая от горя. Потом Мишу, твоего названного брата, рак унес. И снова я рядом был. Только я уже сына своего брал, потому что тяжело было мне передвигаться.

      Морщусь и гневно отвечаю:

      – Да вы меня путаете с кем, Александр Константинович. Никого не было. Я один все это время был.

      Он молча кивает.

      – Никого не было рядом с тобой это точно… из людей.

      Смотрю на него огорченно и не понимаю ничего. Вот ведь сам признался. Чего тогда лицо такое держит. И вдруг миг, и он, как-то застонав, падает на пол, и я не успеваю ему помочь, как вижу огромного волка. Он садится передо мной и смотрит так пронзительно, что крик застревает в горле. Темнота словно падает на меня, мозг отмечает лишь, что я падаю не на пол, а на что-то меховое.

      Голова дико болит, в горле пересохло. Неужели пил вчера так много? Что ж так тело-то ломит? Хоть дома пил, и то ладно. На кухне бренчит посуда, и в комнату входит Александр. Почему-то первым порывом тело среагировало на него неоднозначно, забиваюсь в угол и чуть не умоляю его:

      – Не подходите ко мне… прошу… пожалуйста… у меня дети… кормить их надо, растить еще…

      Он так и застывает на пороге с тазиком в руках.

      – Какие дети? Коль? От волка не может быть ребенка. Только щенок. Волчонок. Ты ведь из охотников-волков.

      Мотаю головой, побледнев так, что чувствую, как озноб пробрал до самой печенки. Нет!!! Он путает все, я… я – человек. Никакой не волк. Хрипло шепчу:

      – Путтттааететттеее, путттаете. Я Николай Старостин. Уходите… прошу…

      Но он все равно садится на кровать и протягивает ко мне руку.

      – Отец твой, царство его небесное, хорошим вожаком был в вашей стае. И тебя решил уберечь от всего этого. Ушел из стаи и зажил как все люди, боясь, что когда-нибудь и на тебя облаву устроят. Мы дружили какое-то время. Вы со Святом и не виделись толком. Когда совсем малышами были. Только Свят тебя старше был на несколько лет. На пять лет. Поэтому ты и не помнишь ничего. Но мы тебя навещали, когда стая твоего отца еще в Сибири была. Он долго шел сюда, чтобы вывести тебя в люди. А потом позвал меня на тех собак, что нападали на деревни. Тогда-то я увидел тебя уже взрослым, конечно, ты был еще школьником. Но сын мой запал на тебя тогда уже. У нас ведь…

      Обрываю его, затыкая себе уши.

      – Вы несете бред!!! Уходите, уходите, не хочу ничего слышать. Бред!!! Все это бред сущей воды.

      Он кивает.

      – Вся эта жизнь бред, Николай. Наши стаи породнятся и воссоединятся. Наконец-то. Твои, кстати,