Ячменное зёрнышко. Сборник рассказов. Вячеслав Киктенко

Купил литр водки, позвал в гости и, волнуясь, отдернул шторы в заветном чуланчике… включил переноску…

      С полки смотрели классики: Лев Толстой, восседавший на троне… Некрасов с кувшином молока и очень тревожными почему-то глазами… Достоевский, весь ушедший в себя, словно придавленный неподъемными какими-то думами… Пушкин… Есенин… Шолохов… Шукшин… Рубцов…

      Гравюры были прекрасно выполнены, серия сама по себе очень интересна. Я бы сказал – литературно интересна. И берег он её от людских взглядов как последнюю свою надежду. Никем особо не признанный художник, лелеял, видимо, надежду под конец жизни поразить неблагодарных искусствоведов и зрителей своей «Лебединой песней»…

      Песней, которая так и не была спета до конца.

      Не зная толком что ответить Егору, сказал то, что само и напрашивалось на язык – почему именно такой выбор, такой отбор звёзд из великого космоса русской литературы? И тут у нас завязался, а точнее продолжился давно уже начатый, порою яростный, порою лукавый спор.

      – «Егор, а Тютчев у тебя будет?..»

      – «Я думал… много думал… страсть как люблю, а всё же в эту серию – „Заступники народные“ – Тютчев, пожалуй, не вписывается… не вписывается, и всё тут!..»

      – «Но почему? Вспомни, сколько у него болевых, гражданственных стихотворений. Их, пожалуй, даже поболее, нежели „чистая лирика“…»

      – «Это да, это так… но согласись, что лучшие его стихи, его шедевры – это как раз то, что ты называешь чистой лирикой. А чистая лирика – все же индивидуализм в своей основе. Серия „Заступники народные“… – Соборное начало. И это во-первых!» – гордо и даже грозно вострубил Егор, тяпнувший уже пару стаканов белой. Я тоже не отставал.

      – «Ну, а Лермонтов будет?»

      – «Лермонтов?.. может и будет. А может и – нет! – опять грозно и не без затаённой злости какой-то рявкнул Егор. – Знаешь, все эти печорины, княжны мэри, демоны… ну какой он, скажи по совести, заступник народный? Гениальный мальчишка, не успевший раскрыться во всю мощь… люблю его и жалею страшно… а вот не решил, до конца не решил…»