Торфъ. Петр Борисович Гришин

Раскурив вонючую самокрутку, обычно немногословный Владлен Аристархович кивнул в сторону стоящей неподалёку избы Нины Александровны. – Итак она с нами не очень приветлива, а тут ещё вон как неловко вышло… Скоро совсем здороваться перестанет.

      – Неловко с  Глафирой Павловной вышло не при Фёдоре Иннокентьевичи будет сказано.... а с  Ниной Александровной как раз вполне себе ловко. Если человек сам стремится к конфликту, то это ему должно быть неловко за свою желчность и абсолютно несносный характер! А мы жалостливые больно, сразу в себе неловкость эту ищем.

      – А что это вы Глафиру Павловну вспомнили? Неужто  и вы думаете что там Любовь была? А неловкость тогда в чем простите?

      – Что значит – «и вы?». Не – «и вы», а именно я, уверенна, как никто другой, что Любовь там была, да и сейчас остаётся, в душе она у него! Дорогой вы мой Жан Яковлевич, я же как никак Женщина! Это вы – мужики все незнамо чем перемалываете внутри себя, по кишкам гоните, да выплёвываете одним местом за ненадобностью, а мы Женщины – Создания сложные и многогранные! Мы душой все чуем – осязаем, да в Сердце до самой смерти храним! А уж такое волшебство дивное, как Любовь за версту чуем.... – Марфа Ильинична приблизилась вплотную к Жану Яковлевичу, и выпустив в его сторону облако табачного дыма, томно произнёсла. – Понимаете меня Жан Яковлевич?  Любофьььь!

      – Понимаю Марфа Ильинична.... понимаю....

      – А раз понимаете, то тогда должны понимать и то, что Глафира Павловна той Любви дюже боялась, ибо в жизни у неё были ой какие плохие воспоминания от неё! Да, да! И такое бывает! Не всегда ведь выходит схема «Любовь, да свадьба – Совет, да любовь!» Порой обжигаются о любовь люди, сильно обжигаются и не один раз, вот тогда и случается это самое неловко – «Обжёгшись раз, всю жизнь бежать от Любви и Счастья!» И вот в этой ситуации мне действительно неловко осознавать, что я, видя все те светлые чувства что вспыхнули  между Глафирой Павловной и  Фёдором Иннокентьевичем, ничего не сделала что бы помочь сохранить им свою любовь! А ваша Нина Александровна, перед которой вам вдруг стало стыдно Владлен Аристархович настоящий вампир! Питается она нами, стыдит, укоряет, ругает, корит… Думаете вы действительно мешали ей своим старческим смехом? Отнюдь – вы мешали ей своей радостью! Чужую радость она чует за версту! Бесит она её, раздражает! Словно яд для неё чужая радость.

      – О как вы завернули Марфа Ильинична! Оно может и так, может и впрямь,  Вампир она! Но перед Машенькой то, перед ней как быть? Она то в чем виновата? Отца её не видел никто никогда, а мать вон какая....

      – А как перед ней быть? То что отца никто не видел, это уже дело Нины Александровны сугубо личное, а про Машеньку, Нинка ведь никого к ней не пускает, словно волчиха вокруг неё вьётся, зубами клацает. Я и отвары ей предлагала, и лекарства, и даже на станцию к лесорубам предлагала за доктором съездить. На все един ответ – нет, не нужно! Недавниче совсем Порфирий Александрович ей спирту на компрессы предлагал, да горчицу с хреном ноги попарить – тоже не в какую. Снова нет – ничего