Друзья-соперники. Алекс Головко

на ветку присела,

      на ветку присела да песенку спела,

      про жизнь свою личную, долю синичью…»

      Меня это поначалу озадачило, но появилось неведомое чувство легкости, словно я сам – синица и сейчас взлечу над землей… Пропал страх предстоящего приговора врачей, чего я минуту назад ждал с большой тревогой. Схватив ручку и листок бумаги, стал лихорадочно записывать стихи.

      Проблемы, занимавшие меня последнее время, как-то сами собой отошли в сторону… С надеждой подумалось, а вдруг это то, что вернет смысл жизни? Сейчас пока никто обо мне не слышал, но не зря же все это случилось в такой сложный период. Ради этого стоит побороться с напастью, хотя бы отодвинуть ее.

      В этом состоянии хандра и болезни отступают на задний план. У меня появилась слабая надежда на полноценную жизнь.

      Вспомнил, как в кабинете главного врача городской больницы, когда решался вопрос по квоте на операцию, я смотрел на него с этой самой надеждой и молил в душе, чтобы он помог мне. В какой-то момент даже вырвался отчаянный возглас: «Пожалуйста, помогите! Я еще смогу быть полезным обществу. Всю жизнь я честно трудился, был хорошим семьянином и если выживу после операции, то найду достойное дело. Вот увидите».

      Главврач, по национальности грек, улыбнулся и сказал:

      – Я не сомневаюсь, дорогой, вижу, что вы – порядочный человек, но мы делаем это не за прошедшие и не за будущие заслуги, а просто потому, что обязаны это делать. И я сделаю все, чтобы вам помочь.

      Он тут же снял трубку телефона и позвонил в краевое Управление здравоохранения, спросил насчет квоты для меня. Ему сказали, что есть возможность поехать в Новосибирск.

      Главврач повернулся ко мне и спросил:

      – Поедете в Новосибирск?

      Мне некогда было раздумывать, да и выбора у меня не было. Я подтвердил. Вопрос был решен мгновенно, хотя потом еще три с лишним месяца пришлось проходить комиссии, ждать…

      Наконец, все тревоги и хлопоты остались позади. После операции, как только улучшилось состояние, я стал искать пути самореализации в творческом плане.

      И вот познакомился с Романом.

      После встречи в санатории, мы расстались практически друзьями. Условились о следующем свидании у меня дома.

      Тот период встреч, бесед, разборов «полётов» остался для меня, как для начинающего поэта, лучшим временем моего становления, познавания себя в новом качестве.

      Роман стал приглашать меня на различные мероприятия, встречи, литературные посиделки, где я оказывался совершенно в ином мире. Было безумно интересно. И поначалу страшновато. Угнетала и тревожила собственная закомплексованность, робость. Я переживал, думая, что никогда не стану таким, как Роман, как другие, кто чувствовал себя уверенно в творческой атмосфере. Доходило иногда до смешного, я не мог просто встать и прочитать по бумажке своё же стихотворение. Бледнел, краснел, ощущая себя будто не в своей тарелке.

      Волнуются многие, даже великие. И Роман волновался. А моих мучений будто не замечал.