Птица, убившая меня. Александр Пикалов

тихо сказал Максим.

      – Что-что? – не расслышала учительница.

      – Вам не понравится, – сказал Макс громче.

      – Глупости какие! Главное – рисовать с душой, а если где-то не так профессионально будет, то это неважно! – Маргарита Павловна отвернулась от Макса и уже рассказывала о чем-то другом.

      Максим сидел, опустив голову, – ему не нравилось всеобщее внимание и то, что Дементьев так его подставил.

      – Ну и на фига ты это сделал? – Максим припер Сашку к стенке, благо рост уже позволял, – за последний год Макс вытянулся и теперь был выше своего приятеля на полголовы.

      – Спокойно, Малевич! – Дементьев поднял руки. – Сколько можно сидеть в своем панцире? Пора показаться миру! Тебе сложно, что ли?

      – Сложно! – почти выкрикнул Макс. – Я не рисую по заказу, это само собой происходит!

      – Ну так ты попробуй подключить это само. Все будет отлично! – Дементьев высвободился из захвата и пошел по коридору, насвистывая. Максим остался стоять. Он думал над словами друга – ему не хотелось рисовать вот так, по принуждению, это казалось кощунством и чем-то противоестественным.

      Максим вздохнул и решил все-таки попытаться выполнить поручение, хотя он сомневался в успехе и тем более в том, что его рисунок понравится кому-либо.

      Максим долго бродил по весенним улочкам, смотрел на прохожих, старался заглянуть в окна первых этажей, чтобы увидеть настоящую семейную жизнь, ощутить хотя бы так тепло дома и домашний уют. Домой ему идти совершенно не хотелось. Там темно, пусто и одиноко. Макс снова погрузился в печальные думы. Весенний день уже не казался таким ярким, люди на улицах перестали быть милыми – теперь все они казались Максу злыми и завистливыми, все хотели задеть и уколоть странного одинокого парня, шатающегося по улицам. Птица умиротворяюще расправила крылья.

      Максим пришел домой, когда окончательно стемнело. Он разулся и прошел в свою комнату. Есть не хотелось, спать тоже.

      Максим поставил мольберт посреди комнаты, укрепил на нем лист бумаги, взял в руки кисть и принялся рисовать.

      Он сразу понял, что все идет не так: пальцы казались неуклюжими, линии неровными и безвольными, никакой гармонии и красоты не было в рисунке. Максим порвал работу и укрепил на мольберте чистый лист.

      В тщетных попытках создать хоть что-то стоящее прошло несколько часов. Обессиленный Максим упал в кресло. Его злила неспособность что-то нарисовать, бесил свет, раздражал запах красок. Парень вскочил и, не заботясь о тишине, в сердцах пнул мольберт. Деревянная конструкция завалилась набок. Макс снова сел в кресло, закрыл глаза и откинулся на спинку.

      Максиму снилась война, но не те героические подвиги, которые показывают в фильмах, а война тяжелая, грязная, кровавая, наполненная чувством безысходности и одиночества.

      Максим встал и поставил мольберт. Он, словно еще находясь во сне, начал рисовать. К нему вернулось знакомое