Осколки маминой любви. Оксана Озкан

словно играет роль на сцене, каждый раз новую. Неприятен был блеск ее глаз, когда она общалась с покупателями, разделяя каждого из них по сословиям определенной, знакомой только ей одной, системы. С каждым из сословий Светлана общалась на предназначенном языке в предназначенном тоне. Разные люди посещали палатку: они по-разному были одеты, по-разному спрашивали о цене. Кто-то торговался, кто-то нет. Одни смотрели на продавцов так, как смотрят на насекомых и мышей, сморщившись от неприязни. С такими Светлана не церемонилась и не делала скидок. Другие вели себя скромно, пряча глаза и вывернутые штанины купленных на вырост брюк на своем ребенке. Такие не успевали торговаться: Светлана сама отдавала им товар со скидкой, порой даже разговаривала с подобными клиентами так, как разговаривают с близкими родственниками. Мария никогда не понимала принципов этой работы, а Светлана чувствовала себя здесь, как рыба в воде.

      Пришло время возвращаться домой. Какое-то странное чувство охватило Марию. Необъяснимое, огромное. Хотелось плакать. Они с матерью поднимались по ступеням, и с каждым шагом Мария всё отчетливее слышала стук собственного сердца. Двери в квартиру открылись, звук телевизора доносился из комнаты.

      – Саш, убавь звук! Саша! – снимая обувь, кричала Светлана.

      Через несколько минут девушка уже не слышала ни криков, ни плача матери, ни ее мольбы, обращенной к небу: все вокруг словно поглотила мрачная тишина. Даже капли, постоянно стекающие из никем не отремонтированного крана, больше не раздражали слух.

      Глава 4. Мамины игры

      Сначала «скорая» и справка о смерти от врача. Потом милиция и оформление протокола осмотра трупа. Потом морг, свидетельство… Он умер от потери крови. Его труп был обнаружен в ванной, наполненной кровавой водой, спустя два часа после смерти, поэтому его наскоро помыли, одели, и всё равно покойник частично «задубел». Как ни старались подвязать подбородок, рот был страшно распахнут, и судмедэкспертам пришлось его ломать и зашивать.

      Светланой было сделано всё, чтоб уговорить батюшку разрешить похоронить мужа на кладбище вместе с остальными усопшими, а не за воротами, как поступают по правилам Христианской Православной церкви с самоубийцами. Хоронили Александра в селе, где еще летом он весело рассказывал мальчишкам о том, как выманить из тины огромного сома.

      Стояла глубокая осень, ноябрь был жутко холодным, земля замерзла, и копать могилу было трудно. Провожая мертвого сына в последний путь, мать Александра, Зинаида, молча заливалась слезами. Дед обнял за плечи свою старушку.

      – Кукленок, у тебя давление, нельзя тебе, – он вытащил носовой платок из кармана, вытер им со щек своей жены солёную жидкость.

      Кто-то в толпе прихожан, нетерпеливо ожидавших повода выпить поминальной водки, шептался: «Это Светка довела», «Зачем рот-то зашили», «Не топчись по земле, следы не оставляй», «Когда уходить будем, не оглядывайся!». По христианскому православному