Алый отблеск зари. Татьяна Чебатуркина

смущенно потупился:

      – Не понимаю, как это можно, зная всю подноготную женщины, жить с ней и собирать всю грязь после неизвестных мужиков? Разврат какой-то. Что, у вас в селах приличных, свободных женщин нет?

      – Приличных сразу разбирают замуж, или они сами в города уезжают, чтобы не засохнуть здесь. А такие, как это дерьмо, всегда на поверхности плавают. Не переживай, вылечит Ирина Пушкина твоего дядьку и явится с ним под ручку в качестве законной жены. Это местечко денежное они никому не уступят. Хотя, моя мать говорит, что эта лиса могла спокойно быть наводчицей у бандитов. Выгребла заранее все денежки у дяди Саши, пока он с шофером отпускные обмывал, и скрылась. Знала, наверное, где у него тайник был. А грабителям ничего не досталось, вот они и озверели. Женщинам нельзя верить. И нужно от них подальше держаться.

      Остановились на развилке двух дорог: одна резко сворачивала с косогора налево, а другая плавно переходила в широкую, ныряющую в непроходимые заросли тропу, на которой две машины при встрече вряд ли бы сумели разминуться.

      – Слушай, Максим, ты мне нарисуй типа карты на листке, чтобы я мимо заимки не прошел, – попросил Ярослав нового знакомого. – Если честно, никогда в настоящем лесу не был. Но попробую не потеряться.

      Максим махнул беспечно рукой:

      – Станет паршиво, или харчи закончатся, ты к нам в деревню перебирайся. У нас поживешь, родители чужому человеку только рады будут. Не дрейфь, друг! И еще: у Александра Владимировича мотоцикл «Урал» с коляской был. Если его не прикончили гады, поищи у него в огороде, там канистра была с бензином закопана. Сразу всю территорию освоишь. И переложи сейчас часть продуктов из сумки в рюкзак, а то все руки оборвешь. Удачи тебе!

      Дребезжанье, грохот всех железных деталей, подпрыгивание и болтанка на кочках, смрад от дизельного топлива в узкой кабине трактора заставляли разговаривать все время на повышенных тонах. Но, когда нагруженный как верблюд Ярослав прошел метров десять по широкой тропе, все звуки человеческого прогресса внезапно пропали, словно ему в уши натолкали толстые ватные шарики.

      И он оказался в плену роскошного летнего солнечного дня, который проглядывал осторожно сквозь многометровые деревья откуда-то сверху, просеиваясь случайными любопытными лучами. Пели неизвестные, невидимые птахи, редкие травинки пытались пробиться сквозь малозаметные следы шин на утоптанной земле.

      И этот марш-бросок с полной выкладкой немногих вещей и осенней куртки в спортивной сумке, банок тушенки, сгущенки, трех буханок хлеба и многочисленных пакетов с будущими кашами и супами в рюкзаке на предполагаемом десятке километров затормозил невольно сознание только на упорном рассмотрении дороги под ногами при ходьбе.

      Пару раз делал десятиминутные остановки, снимал рюкзак и вытягивался на мягкой подстилке из прошлогодних сосновых иголок, но обязательно какая-то коряга втыкалась