Форт Рэйвен. Марк Воронин

работать.– Джефф махнул рукой и отправился к себе. Затем он обернулся и сказал:

      – Я сообщу куратору, пусть тебя потом к доктору сводит. Так надо.

      Я ничего не ответил, и снова сел за стол. Меня немного трясло, но одновременно было любопытно, что все-таки это было? Я не торопясь надел наушники, и запустил на сей раз «Animals». Все было нормально, но где-то почти сразу как началась композиция «Pigs», я услышал скрип, словно бы открывали дверь, а затем я снова услышал четкий голос:

      – Еще раз про слова в наушниках вякнешь кому-то – ребра переломаю!

      А затем, сквозь музыку стал пробиваться белый шум. Минуты через две или меньше, белый шум стал стихать, и снова, словно водяные знаки, стали постепенно различаться слова:

      – ..до трех всем собраться… двенадцатый горизонт… Эверест … затопление…свинг… Кассандра… энзимы…

      Я сорвал наушники. Сердце билось очень сильно. И я вдруг отметил, что слова раздаются вовсе не в них, а прямо у меня в голове:

      – Терраса…начальникам отделов провести тесты… популяция морской черепахи… швея – мотористка… сыпучий конгломерат… бульдозер…

      Все снова поплыло перед глазами, и на этот раз я уже отключился без сновидений. Или, я их просто не запомнил. Очнулся я уже в лазарете. Побаливала голова. Я, оказывается, стукнулся обо что-то, когда падал. При этом обнаружили, что я в отключке лишь по окончании вахты. Рядом со мной сидел Бени. Он, похоже, был немного испуган.

      – Ой, ты очнулся! Здорово! Ты как?

      – Голова немного болит, а так – вроде ничего.

      – Не вставай! Я доктора позову. – Он вскочил и выбежал из палаты.

      Через минуту вошел доктор. Он был спокоен и деловит. Сел подле меня, и молча надел мне на правую руку манжету тонометра. Все также, не говоря ни слова, он измерил давление и пульс, после – достал термометр и сунул мне в рот. Когда термометр запищал, доктор, прищурившись, взглянул на показания и сунул термометр в нагрудный карман. После, как и положено, он велел открыть рот и сказать: «А-а-а-а!», а затем, сделав пометки, позвал медсестру:

      – Анализ крови по двенадцати и мочу – немедленно.

      Сестра кивнула и доктор удалился. Взяв все анализы, ушла и медсестра, оставив меня наедине с Бени.

      – Слушай! – схватил он меня за руку, – Ты откуда так хорошо арамейский знаешь?

      – Чего? – Я немного насторожился. Было похоже, что теперь и с Бени происходит что-то не то.

      – Ну, я пока тут сидел, ты в отключке был, и разговаривал, словно во сне, но по-арамейски! И так правильно! Прямо как наш профессор на факультативном курсе.

      – Не знаю я никакого арамейского… – ответил я, и поежился: этого еще не хватало!

      – Нет, но так здорово говорил, словно пророк какой-то древний!

      – А что говорил?

      – Я не понял до конца. Не все слова мне были понятны. Что-то о том, как правильно концентрироваться с тем, чтобы что-то произошло. Что именно – я не понял: очень много непонятных слов было, возможно, это вообще что-то из древней магии или алхимии.

      – Ну да! – я, признаться, не поверил, но Бени был явно не из тех, кто «за соврать – дорого не возьмет». Тем более, находясь