В конце пути. Клэр Норт

грязному крошеву, лезли на скалы, где иногда расцветали тощие белые цветочки, но обычно ничего не выживало. Однажды Чарли увидел что-то над головой – кажется, хищную птицу – и стал гадать: интересно, она ест только свежее мясо или не брезгует и разложившейся человечиной? Затем ему померещился белый медведь, и Чарли едва не закричал Свену «смотри, смотри», но тут «медведь» – горбатая ледяная глыба – на глазах у Чарли раскрошился в пыль.

      Он налетел на какую-то стену, да-да, на твердую стену, и начал переставлять ноги обдуманно, осторожно, поднимать и опускать их усилием воли. Когда шагать наконец стало проще, его затопила легкость, захотелось бежать, хохотать, веселым щенком прыгать вокруг медлительного Свена. На минуту Чарли ощутил себя бессмертным, неуязвимым и тут же понял, что он в опасности, и испытал восторг. Чарли мог упасть, мог замерзнуть, оголодать, поскользнуться, заплутать, и это его восхищало, будоражило, ведь он вестник Смерти, предшественник, а Смерть ни в коем случае не придет за своим вестником так рано, а значит, он, Чарли, заговорен, неуязвим.

      Осмелев, он чуть не засмеялся в голос, выпрямил плечи, переступил с ноги на ногу и сразу же потерял опору, рухнул на спину, дыхание перехватило, затылок впечатался в рюкзак, в шее хрустнуло, а Свен повернул голову и внимательно посмотрел, и смущенный Чарли переполз на четвереньки, встал и покорно заковылял дальше по снегу.

      Солнце едва коснулось горизонта – что это здесь означало? – и вновь поползло вверх.

      Сила, тепло и мысль угасли, Чарли позабыл о своем бессмертии и вновь вспомнил о вечной ходьбе. Лед стал другим, теперь было меньше пирамид и шпилей, их сменяли невысокие волны из старого скристаллизовавшегося снега, фьорд рос вширь и вглубь. Внезапно Свен замер, встал на колени у снежной кромки и произнес:

      – Там!

      Чарли – ноги дрожат, руки дрожат, на плечах борозды от лямок рюкзака – посмотрел и увидел след от ботинка, один-единственный едва заметный отпечаток в том месте, где снежной толщины хватило, чтобы сохранить о нем память.

      – Уле пошел на лед, – прошептал Свен, и за его толстыми зеркальными очками расцвел ужас. – Черт побери.

      Следом за Свеном Чарли поглядел на замерзший фьорд. Здесь словно застыло ласковое море, покрытое легкой рябью, и лед был уже не мрачным серовато-белым, как в начале пути, а темно-голубым. Тем не менее под ним шумело, скрежетало, хрустело и рычало, и во все стороны бежали кривые трещины и рваные разломы, создавая впадины и уступы, туннели и обрывы. По ровным участкам ледника текли тонкие ручейки воды, они следовали какому-то необъяснимому уклону поверхности, струились в деловитом молчании на фоне промышленного грохота. Глетчер таял. Холодное солнце грело кожу Чарли, грело землю, и мир таял.

      Свен ступил на лед и зашагал к горизонту, который Чарли все никак не мог различить – белое на голубом на белом.

      Чарли качнуло, он едва не упал, кое-как восстановил равновесие, упер руки в бока, тяжело задышал и не сошел с места. Ощущение неуязвимости слабело, химические вещества, которые наполняли тело радостью,