Бой курантов. Владислав Михайлович Лебедев

дымком, подавая загадочные сигналы ночному небу. Палаточный городок напоминал кукольный театр, или огромную детскую площадку, а может быть, город в стране лилипутов, куда случайно попали обычные взрослые люди. Верхушки палаток были на уровне глаз, улицы и переулки казались не привычно узкими, перекрёстки напоминали площади и хотелось в центре каждой увидеть статую или хотя бы снежную бабу, вместо которых, правда, попадались дневальные под грибками. Люди знакомились с этим новым городом, удивлённо входили в жилища, откинув полог, согнувшись и пройдя три ступеньки вниз, могли выпрямиться во весь рост. Стоя на дощатом полу, входящий чувствовал тепло буржуйки и покой, глаза начинали привыкать к не яркому свету лампочки, появлялись фигуры, они говорили не громко, и границы мира чётко определялись теперь этим квадратом, этими людьми, чистым запахом горящих дров, становилось ясно, что лучшего завершения дня не может быть. Мир казался совершенным, лишённым страданий и зла, люди вокруг были невинны и прощены Богом, который из любви подарил им всё это, и мир, и свет, и тепло, и покой.

      Меня приютили офицеры миномётной батареи в своей палатке, где стояли железные кровати в два яруса. Дни шли, один похож на другой. С утра умыться, истопник уже нагрел котелок воды, да ещё в баке снег растопленный, или за палаткой снегом до пояса, бритье станком, подворотничок свежий, начищенные сапоги, завтрак, построение, занятия до обеда в поле с выходом техники, «Бронь», «Земля», «Атака», чисто пехотные дела, занятие огневых позиций сходу на танкоопасных направлениях, обед, карты, в основном преферанс на не большие деньги, ужин, подготовка конспектов на следующий день, книга, сон.

      Надо сказать, что после побега Байгельдиева отношения во взводе сильно изменились. Сержанты стали мягче обращаться с солдатами, исчезли презрительность и снисходительность, а требовательность стала гораздо выше. Те и другие стали проявлять дисциплинированность и готовность, даже желание, выполнять команды, это было очень заметно. В отношениях появилась объёмность, глубина, мы стали распознавать друг в друге людей, учились уважению. Никакой борьбы у меня с сержантами теперь не было. Всё стало на свои места. Я, не ведая того, достиг желаемого, оказалось, что сержанты не только могли, а, главное, стремились добросовестно исполнять свои обязанности, любое моё распоряжение выполнялось точно и в срок, они старались выжать максимум из солдат на занятиях, каждый день перекрывали нормативы, добивались образцового внешнего вида солдат. Перемены были разительными, поменялся общий настрой коллектива, он стал позитивным, мажорным. Мне стало очень легко со взводом, будто играл на концертном рояле Steinway, я извлекал чистейшие звуки, клавиши настроены по камертону чудным настройщиком, ни одна нота не фальшивила, все интервалы были чистыми и каждая клавиша давала ровный, глубокий, управляемый звук. Я начал понимать, что мой пост, не моя должность, а все они, эти ребята, сержанты и солдаты, мой взвод, это и есть мой пост, их я должен, как часовой, бдительно охранять и стойко оборонять.

      Батальон