Акимов. Любовь, какая она есть. Ирина Анатольевна Костина

дочерей в заботе. Не лебезила перед ними, не сюсюкала, была в меру добра, в меру ласкова, в меру строга. Все было как-то гармонично, в равновесии. Как никогда, он хотела домой, к маме.

      –…А ты потерпи. Это же мама. Она ничего плохого нам не хочет, – успокаивал жену Коля.

      Интересно, что значило: не хочет ничего плохого? А что тогда значило для них плохо, если Это – еще хорошо? Батя, как мог, тушил эти вспышки. Начинал разговор на посторонние темы, уводил жену, а то и просто резко требовал прекратить ор. Свекровка все же слушалась мужа, утихала. И на какое-то время устанавливался покой. А потом ссоры возникали снова, но она старалась это устраивать уже без мужа.

      Клара жила в доме свекрови с постоянным ощущением того, что вся эта жизнь временная. Это как в армии: надо пережить, дождаться дембеля и все перетерпеть.Через две недели после их приезда Зоя Егоровна начала присматриваться к Кларе: неловко встала – не закружилась ли голова? Не хочется завтракать – не тошнит ли по утрам? Но ни через две недели, ни через два месяца симптомов не было. Она ждала, когда Клара забеременеет, и строила разные предположения насчет того, почему этого не случилось до сих пор.

      – Коля! Почему она не беременеет? – приставала она к сыну. – Вот я так и думала: она нечестная за тебя замуж вышла! Еще и аборты, наверное, делала!

      – Мам! Ну, что ты говоришь такое? Перестань нести ерунду! Никаких абортов Клара не делала. Я –то лучше знаю.

      – Тогда в чем дело? Отправь ее провериться. И сам с врачом поговори. А то я сама это сделаю!

      – Мама…ведь времени не так много прошло, всего три месяца. Все в пределах допустимого.

      Клара вышла в коридор и услышала этот спор. Снова ушла в свою комнату, и снова слезы до истерики.

      – Коля! Да что ж я такого ей сделала? За что она на меня наговаривает?

      Это оскорбление было самым обидным из всех, которыми свекровь колола до этого. При ее родителях она не смела и рта раскрыть против Клары. Одной поднятой вверх брови Клариного отца было достаточно, чтоб она тон меняла. От него и она, и Демьян Назарович чувствовали опасность для себя. Но как только мама с папой уехали, Зоя Егоровна распоясалась. Позволяла себе в адрес Клары всякие неприличные насмешки и предположения.

      – У нее были мужчина до тебя!

      – Мамааа! Даже если и так, вспомни, сколько девушек и женщин было до армии у меня! Не только девушек, но и женщин! И вспомни, сколько им было лет!

      –Да ты с пятнадцати лет тот еще ходок был! Но ты мужчина. Что позволено мужчине, не позволено женщине.

      – Ну, да. Quod licet Jovi, non licet bovi. Что позволено Юпитеру, не позволено быку…

      – Ты Юпитером мне зубы не заговаривай. Пойдешь с ней к врачу? Или мне пойти?

      – Мам, я сам схожу. Не волнуйся.

      К доктору записались вместе. Старый маленький еврей, с выглядывавшими из-под колпака седыми кудрями, был опытный доктор, проработавший больше сорока лет. Он осмотрел Клару, изучил анализы сквозь толстые линзы и, мягко грассируя, нараспев произнес вердикт:

      – Знаете,