Прелести и прелестницы. Сергей Викторович Попов

непрезентабельном пейзаже

      как атрибуты мелодрам

      сквозили счастья и пропажи

      с грехом и смехом пополам

      и на исходе половины

      жизнь оставляла на потом

      успения сороковины

      развилки во поле пустом

      и опоздания некстати

      и ожидания всерьёз

      их пруд пруди в кинопрокате

      для режиссёра не вопрос

      пустопорожняя надсада

      испепеляющая страсть

      от мора здешнего и глада

      за океаном запропасть

      тесны леса поля и реки

      ясны тунгус калмык и финн

      но на причале человеки

      ещё доигрывают фильм

      глядят и видят сквозь друг друга

      как отраженья шевеля

      вся в елисейские округа

      переселяется поля

      * * *

      «Поэзия – сей пламень небесный, который менее или более входит в состав души человеческой – сие сочетание воображения, чувствительности, мечтательности – поэзия нередко составляет и муку, и услаждение людей, единственно для неё созданных». А что она иным? И кто создан единственно для неё?

      * * *

      ИЗ ПРОТОКОЛА

      – Вы виделись с Мутой со времён встреч в литературном объединении?

      – Слава Богу, нет.

      – Вы довольны этим обстоятельством?

      – Пожалуй, что да.

      – И не было никаких контактов?

      – Были какие-то странные звонки. Но до встреч дело не доходило.

      – И о чём она говорила?

      – Она молчала.

      – Рекомендую правдиво отвечать на вопросы.

      – Стараюсь.

      – От ваших ответов будет зависеть ваш статус.

      – В смысле?

      – То, как мы будем вас квалифицировать. Как подозреваемого или как свидетеля.

      * * *

      За лёгкость в общении и добродушие Икелу прощался даже дурной пафос. Это было тогда общим местом, как, впрочем, и во все времена. Главное, чтобы он всё остальное не заслонял…

      – Россия – объединение по сути литературное. И породившее несравненную литературу, и скреплённое ею. И теперь, если что и единит, так это память о былом величии словесности нашей. И если помнить – хватит, чем жить. Можно, конечно, и в беспамятстве барахтаться. Но словесность тут уж ни при чём… Хотя что-что, а она всегда при чём. Иначе, что это за литература такая, прости господи?.. А мстит не только забвение, память – тоже. Порой вроде бы лучше и забыть. А знаешь, что не поздоровится. Вот и помнишь. А здоровье всё одно не спасается…

      * * *

      – Заклинаю вас: безумствуйте, безумствуйте за письменным столом… Трагический тенор эпохи. Не болезнь, а недостаток воздуха… Как раз – переизбыток. Только под запредельным революционным давлением – он что сжиженный газ. Только безумцы пробовали им дышать…

      * * *

      Бог весть с чего вдруг пасмурная и малоуютная позднесоветская провинция заставляет вспоминать о себе так живо и пристрастно. Что было в неё кроме алкогольной молодости