В тени Холокоста. Дневник Рении. Рения Шпигель

На дне!

      – Подумаешь! Ты хоть узнала мир! –

      Взвыл новостной листок, зачитанный до дыр.

      Я на прилавке не лежал,

      Не грел бока без дела –

      Носился я по площадям,

      Кричал, как угорелый.

      И день пронесся – смерч смертельный!

      Я б лучше был еженедельный!

      – А я с рождения к такой судьбе готова,

      Я не упертая. – сказала яркая обертка.

      Вздохнула. И вздохнула снова.

      – Но я-то не готов! Я – детский журнал!

      С красивыми картинками цветными!

      Все восхищаются страницами моими.

      Чтоб я – и в урне мусорной лежал!

      Нет! Невозможно! Я вообще-то

      Не ежедневная газета!

      И не афиша глупая,

      И не вот это… –

      Он на обертку посмотрел. –

      Держитесь от меня подальше! Вы не у дел!

      Что началось тут: «Я в тебе дыру

      Проделаю! А ну-ка получи, печатное изделье!

      Нашелся тут! Хватай! Держи его!

      И поутру

      Бумаги разлетелись, словно перья.

      А люди удивлялись: вот вопрос!

      Кто разбросал здесь мусор,

      Кто его

      До урны не донес?

      Рения. Шлю тебе поцелуй, но сейчас мне надо сесть и наполниться доверху.

      13 февраля 1939 г.

      Что может быть хуже, чем понедельник 13-е? Понедельник сам по себе обычно плохой день, а сегодня к этому прибавляется еще и 13-е. Не к добру! Для меня это точно был нехороший день. Вдобавок ко всем другим мелким невезениям. Я в школе. Это латынь, и входит Брюхла, поэтому, думаю, устроит контрольную. Но нет. Хорошо, даже лучше (думаю я), я в безопасности. Но она хочет, чтобы мы писали изложения на листах, вырванных из тетрадей. У меня все пошло так, как только и могло быть в понедельник 13-го. В плохой день все и пошло по-настоящему плохо. Почему? Хм… Хороший вопрос, почему?

      Задать его может только человек несуеверный. Точно. Поэтому, первым делом: я пропускала школу, и в результате у меня не было некоторых вариантов; во-вторых, я все время хохотала, умирала со смеху; и, в-третьих, изложение писали на вырванных листах, к которым я относилась несерьезно, и мне даже в голову не пришло, что Брюхла может собрать эти листы.

      На географии у нас произошла внезапная и бурная битва за стулья, в которой я не участвовала, но, тем не менее, считалась одной из проигравших. Мы должны были перемещаться по классу. Я еще раньше много раз говорила, что я не какая-нибудь неудачница. Поэтому я тихо пересела вместе с Норой на последнюю парту. Грука смотрит на меня и говорит, чтобы я пересела. Я не хочу, говорю, что мне и здесь хорошо. Она продолжает, и я продолжаю.

      – Пересядь!

      – Но я ничего не сделала.

      И так далее, и так далее. Наконец, я понимаю, что мне не выкрутиться, поэтому смотрю, куда можно пересесть.

      – Вот здесь есть место, пожалуйста, пересядь, – говорит Грука.

      – Ох, куда угодно, только не туда. Я такая хилая, легко простужаюсь.