Отброшенные в Африку. Юрий Васильевич Привидион

мне покинуть судно.

      Примерно через час вернулся переводчик и сказал, что капитана повезли в госпиталь, но по дороге он умер. А меня просят прийти в комиссариат порта для дачи показаний. Туда меня проводит полицейский, который придет сменить того, что стоит у трапа.

      В комиссариате меня усадили в отдельной комнате и забыли на долгое время. Через приоткрытую дверь я видел, как в кабинет к комиссару по одному заходили все члены моего экипажа и понял, что буду последним. Так и вышло: когда я остался с комиссаром один на один, он произнес на плохом, но более или менее понятном русском языке, что команда заявила, что, поскольку в швартовке гвинейцы участвуют только на палубе, то в рубке с капитаном был я один. Поэтому я должен рассказать, как и за что я его убил.

      После всего случившегося я, честно говоря, запаниковал. Оказаться черт-те где, в одиночестве, да еще с вылитым на голову ведром лживых, но при этом очень серьезных обвинений. Что называется, приплыли.

      Я, конечно, рассказал, как все было и все, что знаю – естественно, с учетом того, что в момент происходящих на судне трагических событий я находился в машинном отделении. Несколько раз полицейский комиссар (или кем он там был) просил меня выйти в коридор. Сначала в сопровождении охранника, а потом, по мере того как мой рассказ начал подтверждаться показаниями каких-то других людей, я выходил в коридор уже один и ждал там пока меня позовут обратно в кабинет.

      В конце концов, после звонка из госпиталя комиссар сказал, что все понятно и что теперь – в честь освобождения меня из участка – я должен угостить его в соседнем баре вином или виски. Еще он сказал, что с самого начала был почти уверен, что капитан умер от инфаркта, но ждал результатов вскрытия. К тому же, у кэпа был кровоподтек на голове, что вызывало вопросы. Как выяснилось, кровоподтек возник от удара об ручку управления двигателем, когда кэп падал, потеряв сознания, а поскольку в рубке он был один, то поддержать его было некому.

      Понятно, что он обязан был все выяснить и уточнить, но, думаю, что по причине дефицита подобных случаев в порту, комиссар решил еще и попрактиковаться на мне, попугать, а заодно и выпить на шармачка. Все это у него получилось и даже совпало с моим желанием снять стресс в ближайшем баре.

      Там меня и нашел агент Мартинеса в Либревиле. Мы пересели за другой столик, попрощавшись с комиссаром, потерявшим после угощения всякий интерес к моей персоне. Агент рассказал, что, воспользовавшись форс-мажором, весь груз забрал по дешевке какой-то местный воротила, и сейчас пароходик уже почти разгрузили.

      Еще агент сказал, что в стране объявлено об эпидемии Эболы, которая выкашивает население близлежащих к Либревилю деревень. На этом фоне в городе начались беспорядки и, похоже, запахло чем-то серьезным и неприятным. Аэропорт пока открыт, но если обстановка будет обостряться, то, возможно, границу закроют. Но самое плохое это то, что почти весь наш экипаж разбежался, а нам вообще-то нужно как можно быстрее уходить. Но сначала предстоит решить, что