Отброшенные в Африку. Юрий Васильевич Привидион

– столица Габонской Республики. Когда-то французская колония, а ныне независимая страна, эта республика тем не менее, позволяла Франции абсолютно свободно чувствовать себя на своей территории. Мало того, что французы вывозили отсюда ценную древесину, нефть, урановую и железную руду – они еще разместили в Либревиле казармы своего Иностранного легиона.

      Французское влияние заметно здесь везде – начиная с архитектуры и заканчивая особенностями инфраструктуры. Да и народ в Габоне какой-то другой, словно специально воспитанный и обученный только тому, чтобы быстро и правильно отсчитывать причитающуюся ему часть денег, оставшуюся после того как французы заберут себе львиную долю. Хотя габонцы, в основном, это те же центральноафриканские фанги-банту, что и в Экваториальной Гвинее и Камеруне.

      Мы пришли в Габон, чтобы попробовать продать закупленные по дешевке в гвинейскойЛубе излишки натуральных продуктов, произведенных тамошними крестьянами-бизнесменами. Груженые малангой, платанами, мешками какао-бобов (перерабатывающих фабрик в Гвинее не было, и бобы предполагалось обменять на шоколад), мы, тяжело покачиваясь на мутной воде, приближались ко входу в Либревильский каботажный порт.

      Из-за отсутствия карт кэп понятия не имел, куда и как мы будем швартоваться и, как всегда, психовал на всех и за все. Ну а как иначе, если тебе приказывают: пойди туда, не знаю куда и принеси то, не знаю что. Я хорошо понимал кэпа и тоже нервничал, правда, молча. Остальные по-детски радовались близости либревильских баров и возможности стянуть что-нибудь из трюма, чтобы потом прогудеть с портовыми друзьями и подругами.

      Поэтому каждый изображал из себя авторитетного знатока этих мест и лез к кэпу с советами на предмет того, куда именно поворачивать и где именно швартоваться. Весь этот мутный словесный поток они обрушивали на кэпа, толкаясь в святая святых – рубке. Пару раз я разогнал особо ретивых советчиков, а потом спустился в машину и приготовился к сложной швартовке по командам капитана по машинному телеграфу.

      В последнее время у нас барахлил механизм управления главным двигателем из рубки, и с учетом того, что творилось на причалах, рисковать не стоило. Суда и лодки напоминали селедок в бочке, расстояние между ними измерялось миллиметрами. Не дай морской бог помять кому-нибудь борт, пусть и без того донельзя помятый – нужно будет платить. А уж за навал или удар о соседний корпус, пусть и не сильный, с белого сдерут по полной, если не разденут.

      Я переживал за кэпа, ему было погано. Накануне отхода в Габон мы допоздна засиделись в баре с американскими моряками, которые на двух океанских буксирах притащили на рейд Лубы первую нефтяную буровую платформу. По-пиратски, с гиканьем они подлетели к берегу на катерах-резинках, ворвались в бар и, узнав, что мы русские и невзирая на наши протесты, подняли нас прямо со стульями, сдвинули столы, собрали с полок все спиртное и весело и шумно выжрали все до капли, напоследок забросав хозяина долларовыми бумажками. Ну и мы повеселились за компанию.

      Поэтому