Силентиум. Дэми Лиу

ведь ничего не взяли, – распахнул глаза школьник и притормозил, не отпуская руку матери.

      Её взгляд смягчился. Она сжала и разжала ладонь, которой держала сына, а потом коротко улыбнулась. Улыбка сошла с лица также быстро, как и появилась. Даже родинка на щеке дернулась.

      – У нас суп остался, милый. Завтра мы с отцом что-нибудь придумаем. Может у соседа Ли осталась капуста или картошка, или морковь, или…

      – Мам, – Итан подошел ближе и бережно погладил мать по животу.

      Во рту пересохло, но школьник изо всех сил старался говорить спокойно, как всегда делал отец. Только лишь раз Итан заметил, насколько тяжело ему давался подобный трюк. Как белели костяшки пальцев тогда под столом.

      «Супа не осталось» – мелькнуло в голове.

      – Мам, – спокойно сказал Итан, поглаживая её живот, – у тебя уже бурчит от голода. Помнишь, я откладывал немного на апельсины? Я добегу, возьму, а ты жди здесь.

      Мать открыла, было, рот, чтобы возразить. На лбу появилась складка. Но сын уже стирал ботинками автобусные следы с дороги. В лицо сыпало песком, мошки со свистом проносились мимо, норовя попасть в глаза или нос. Только возле порога дома Итан затормозил и пригладил растопыренными пальцами светлые волосы. Отдышался, сгибаясь пополам.

      Отец сидел на кухоньке, подперев подбородок руками. Перед ним на столе лежала горстка монет и вялая грязная морковь. Увидев сына, отец вытер глаза большими пальцами, прокашлялся и улыбнулся. Также коротко и мимолетно, как и мать на рынке.

      – Всё, что осталось? – Итан остановился в дверях, почувствовав, что нарушил чужое уединение.

      – Просрочили оплату за дом. Сейчас нужно отнести. Больницу нам, видимо, никогда не достроят. Крыши уже всем залатал, кому мог, – прохрипел отец и сгреб монеты в ладонь, роняя одну на пол. – Всё будет хорошо. Найду другую работу. Ладно, сынок? Ладно?

      – Ладно, – как завороженный прошептал Итан.

      – Будем просить соседей помочь, – отец кивал и кивал, и кивал. – Не умрем с голоду. Рубашка у тебя порвалась, да? Возьми мою, она еще добротная. Там дырка-то одна. На рукаве. Вот тут. Но это ничего…

      – Я пойду к ним. За шлагбаумы, – заявил Итан, и его нижняя губа дрогнула.

      – Иди сюда, – отец похлопал по соседнему стулу, дождался, пока Итан сядет и прижал голову сына к своему плечу. – Богатые процветают без нас. Правитель правит и радуется. Они выстроили свой собственный мир. С реками из денег, домами из власти, небом из статуса. Мы им не нужны. И в этом нет нашей вины. Просто мы ничего не решаем.

      – Там мама, – Итан отпрянул от плеча отца. – Голодная совсем. У меня там припрятано.

      Школьник со всех ног кинулся в комнату, где спали всей семьей. На столе, вместо одной ножки у которого темнели полусгнившие деревянные бруски, стояла обычная картонная коробка без опознавательных знаков. Итан нашел её на мусорке в прошлом году, после того, как уехал рынок. Теперь хранил там важные для него вещи: резиновую собаку-брелок, которую подарила ему Юна на десятый день рождения, мамину пластмассовую