Силентиум. Дэми Лиу

а. Взрослые рассказывали, что богачи едят другую еду, читают другие книги и дышат полезным воздухом.

      – Итан, пошли обратно, – заныл мальчик, который так и не решился подойти ближе.

      – Ди, ты обещал мне! – топнул ногой Итан и потянул друга за рукав серой рубашки.

      Изначально рубашка определенно была белой. Даже с рисунком, от которого остались зелено-желтые разводы.

      – Только взрослым можно идти в богатые кварталы, – упирался Ди. – Разве богатые не порабощают нас, если заметят на улице?

      – Не говори ерунды, – стоял на своем Итан. – Мы могли бы найти работу. Хоть какую-то. У меня, вон, кроссовки развалились.

      Для наглядности мальчик потряс ногой в воздухе. Подошва на пятке отошла сантиметра на два, не меньше. Если во время не приклеить, то оторвется и потеряется, а другой теплой обуви у Итана не завалялось. Дома под кроватью ожидали своего часа еще одни отцовские кроссовки, но мальчик пока до них не дорос.

      Ди прищурился и помотал головой, указывая на свои черные поцарапанные туфли с отбитыми носами. До него туфли носил брат. До брата – отец. Ди думал, что и отец не был первым обладателем старомодных туфель. Итану еще повезло, ведь подошву можно приклеить. Кроссовки для низшего класса – роскошь.

      За алыми шлагбаумами и тесными будками синели крыши первых одноэтажных домов высшего класса. Кипенно-белые низкие заборчики, темно-зеленые газоны, яркие шары фонарей на столбах вдоль дороги. Взрослые говорили, что в этих домах живут «биз-нес-мэны». Но живут не постоянно, а просто приезжают на выходные. Школьники удивлялись: зачем где-то жить, чтобы потом куда-то приезжать? Разве это не расточительство – содержать несколько домов? Но как оказалось «расточительство» относится только к низшему классу. У высшего класса другое определение – «вкладывание денег».

      Итан разочарованно вздохнул. Над его головой пролетела птица. Кончики крыльев трогали небесную гладь. От их размаха по коже Итана пронеслись потоки воздуха. Мальчик раскрыл рот и наблюдал за её ленивым полетом. Птица парила над шлагбаумами и будками, над ровной асфальтированной дорогой и синими крышами, но спустя мгновение скрылась за блестящей поверхностью реки. Богатые кварталы, должно быть, пахнут ярко, как…

      «Как апельсины» – подумал Итан.

      Мальчик пробовал апельсины только раз в жизни. Их вкус и аромат запомнился сочным летом на языке. Кисло-сладкие фрукты взрывались фейерверком во рту, растекались волшебной жидкостью, светили оранжевым, если поднести дольки повыше к солнцу. После них щипало над губами, чесалась спина и живот. Но всё-таки апельсины – самое вкусное, что Итан когда-либо ел.

      Воздух в кварталах высшего класса наверняка пах смесью апельсинов, важных бумаг и миллионами запахов, которые Итан не смог бы распознать.

      – Может позже, – тихо сказал Ди.

      – Обязательно, – согласился Итан, в последний раз вглядываясь вдаль, выискивая верхние этажи стеклянных небоскребов, которых с их места видно не было.

      Затем развернулся к другу и зашагал по разбитой дороге, с отвращением глядя на обветшалое здание школы. Краска отваливалась кривыми кусками и окольцовывала здание желтоватой грудой. Неизвестный ученик попытался закрасить сизые дыры на одной из стен цветной краской, но видимо краски не хватило. Теперь школа выглядела даже хуже чем раньше. С одним цветастым боком.

      По обеим сторонам дороги раскинулась та часть города, где жили люди, которым не посчастливилось родиться в семье политика, бизнесмена, судьи, именитого архитектора и прочих людей, имеющих загадочный для Итана «статус». Ни сам мальчик, ни его друзья никогда не видели тех, кто жил за кроваво-красными шлагбаумами, но родители несколько раз в год ездили в богатые кварталы. Задирали головы, словно лилипуты в стране великанов. Гигантские черные и темно-серые небоскребы, шарообразные магазины, скоростные лифты в прозрачных трубах. Успешные люди стремились выше. По городским и карьерным лестницам.

      Взрослые говорят, что представители высшего класса зализывают волосы назад, быстро ходят и тихо разговаривают. Грозными глазами следят за окружающим миром, ледяными сердцами этот мир чувствуют.

      – Почему мы разделились? – спросил как-то Итан у отца.

      – Потому что, по мнению нашего бывшего правителя, – грозно начал отец, поправляя очки на носу, – есть важные профессии, а есть не очень. И он принял решение уменьшить зарплаты тем, кто «не очень». Скоты.

      – Не при сыне, – мимо прошла мать и пригрозила мужу пальцем.

      – Вырастет и всё равно узнает, – отмахнулся тот и снова обратился к Итану. – Разница между доходами стала огромной. Кто-то задницу деньгами подтирал, а кто-то рыдал над месячной зарплатой. А потом…

      – Но ты ведь врач, – Итан наклонился через стол к отцу, чтобы не пропустить ни слова. – Разве это не важная профессия?

      – Ну почему же. Очень важная. Но я еще не родился, когда людей разделили на два лагеря. Теперь, чтобы стать врачом у высшего класса нужно поступить в их университет. А поступить я не смог, потому что не из высшего класса. Вот такое вот дерьмо, сынок.

      Отец