Чем никогда – баллада о писателе. Евгений Владимирович Жироухов

По гладкой лысине тестя пробегали блики от двух люстр на потолке кабинета.

      – Не мороси, Павел Петрович, по-нашенски, по-питерски говоря. Что мне тут объяснять… Видать, есть у меня такая дорога по судьбе – по ней и иду. Может быть, ошибаюсь сам в себе. Время покажет, и сам пожалею… Алименты на дочку выплачивать буду.

      Месяц, пока оформлялось переустройство на новую работу, прожил в своём чуланчике у родителей. Тягостно было их непонимание и упрёк во взглядах. Устроился простым электромонтёром на фабрике «Свобода», там обещали общежитие.

      В общежитие получил койку в трёхместной комнате. Соседи попались весёлые, компанейские, любящие выпить, покутить, попеть песни из кинофильмов под гитару. В такой обстановке не до писанины в тетрадке, конечно. Но, по удаче, на работе была выделена служебная кандейка, в которой можно было в рабочий день уединиться и несколько страниц заполнить текстом, который уже мысленно сочинился. Выходил из кандейки только по вызовам в цеха. И передвигался по цехам как лунатик, как с ведром, заполненным до краёв водой, боясь расплескать сложившиеся в голове словесные обороты сюжетных ходов.

      В душевном плане такое положение вещей вполне устраивало: не надо было, как в бытность главным энергетиком, переживать мучительный процесс, будто у оборотней в сказках, мигом менять своё обличье, притворяясь строгим начальником. Образовалась какая-то замкнутая сфера, общение лишь со своими мыслями, предназначенными для тетрадки. С одной стороны, да – устраивало такое, но с другой стороны – жгуче-остро хотелось знать мнение понимающего человека, о том, что там, в тетрадке… может быть, бред сивой кобылы и чушь несусветная. Ведь, по совести рассуждая, никто, кроме мальчишек на угольном ящике, положительных отзывов о его сочинениях не выражал.

      Познакомился с девушкой, лаборанткой, которая подрабатывала перепечаткой на пищущей машинке. Отдал ей, договорившись о цене работы, чёрную тетрадку, заполненную уже до последней страницы. А для окончания «Холостого выстрела» приобрёл в канцтоварах новую толстую тетрадь в синей обложке с плакатными портретами молодых покорителей Целины. А в голове созревал, точно зерно при благоприятной погоде, сюжет нового романа. Хотелось быстрее закончить старый и взяться за новый. Видимо, будоражная атмосфера в стране, как в весеннем половодье, захватывала разливом энтузиазма и замкнутых в себе неактивных граждан.

      Была и у самого мысль рвануть покорять целину под общим порывом романтизма на грани авантюризма. Опять стоял выбор судьбы, как у богатыря на распутье. Была мысль – бросить всё, чем жил раньше, свою писанину, свои сомнения, свою отшельническую непонятность для окружающих и начать жить с новой тетрадки, с новым сюжетом собственной жизни в её реальном воплощении.

      Порыв в романтизм-авантюризм был разрушен в один момент, когда в инструментальную кандейку зашла та девушка-лаборантка, перепечатавшая его рукопись. Девушка с красной ленточкой в тугой темно-русой косе положила на верстак стопку машинописных