Старатель. Евгений Сергеевич Филипцов

почувствовал, как яркий луч фонаря облизнул мою испачканную спину, ушел в сторону отплевавшись, вернулся обратно. Я замер в безразличном ожидании.

      – Ну! – раздался за моей спиной грубый мужской голос. Ну конечно же – мужской. Разве дождешься, в этой богами забытой клоаке, женщину! Ну, или хотя бы подобие женщины. Пускай и жалкое подобие, но все же! – Что ты здесь делаешь? Думаешь, мы тебя не видим?! – Голос робко приблизился. Раздался посторонний шепот. Что делаю… Полы крашу вот. В слух же я произнес совершенно иные слова. Откашлявшись и полностью выползнув из вырытого туннеля, я принялся отряхаться. Стоя по-прежнему к пришельцам спиной. Поворачиваться желания не было никакого. Не очень-то мне и хотелось прождать потом несколько часов в чарующем ожидании, когда к моим глазам вернется зрение. К Вальку вон, до сих пор возвращается, а уж с месяц как луча словил от таких вот.

      – Как дела? – спросил меня уже другой голос и, как мне показалось, знакомый.

      – Сахар белый, – ответил я, сплюнув себе под ноги.

      – Чай черный, полы крашены… Ладно, Стас, погнали дальше колобродить, – ответил все тот же голос, увлекая своего товарища за собой и я словно бы видел, как тот, что первым обратился ко мне, нехотя противится, словно бы его друг от драки отговаривает, а тот, как бы идет на уступку товарищу, соглашаясь. Хех, а забавно все же вышло с полом. Интересно так совпало. Хотя, какой вес имеет это событие в моей жизни?

      – Да никакого! Да уж, это точно – никакого.

      Тем не менее, мой червячный переход был вполне себе завершен и, мало того, получился довольно-таки широким. За те несколько долгих и темных лет после катастрофы я научился ловко и шустро рыть любую нору, обходить заторы, углубляться. И кому это только нужно… Бестолковая обреченность – это все, что нам оставило разгневанное Солнце, пред тем, как расколоться на маленькие части, одно из которых сейчас курсирует на орбите моего дома.

      До моего чуткого слуха все чаще и отчетливее стал доноситься грохот проносящихся вагонеток. Я с упоением замирал, наблюдая, как дрожат гранитные крошки. Временами жутко хотелось пить. Старый извращенец научил меня пить прямиком из земли. Для этого всего то и нужно было докопаться до самого сырого куска земли и, скатав в руке шарик, закинуть его себе в рот и начать пережевывать. “Земля сама даст тебе влагу” – твердил тот старый безумец. Похоже, что кроме влаги ничем более необходимым она наградить не могла. Благоразумием, например. На кой черт мне сдалась эта влажная почва, что наполнила мой и без того грязный рот? Тем более что это вполне могло оказаться мочой какого-нибудь проходимца, на вроде меня или же стайки кротов. Плевать. Я просто пережевывал землю, кусок за куском и с отвращением сплевывал ее себе под ноги. Закончив с этим, я вытер свои грязные до безобразия руки о плотную кожаную куртку и, увесисто вдарив пару раз по тускнеющему фонарику, принялся за дальнейшие раскопки. Временами, благодаря лишь наигранной концентрации мыслей, мне удавалось увидеть