Невиновный. Ирен Штайн

лежанку бомжей. Задерживая дыхание от накатившего приступа тошноты, я поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь обстановка была довольно сносной. Стены покрывали многочисленные «татуировки» в виде незамысловатых граффити с именами влюбленных пар, суицидальные стихи и пацифистские призывы вперемешку со свастиками. Похоже, тут находила пристанище самая разнообразная публика. Но, наверное, все они без исключения закидали бы меня камнями и бутылками, узнав, почему я оказался здесь.

      На железной бочке покоилась массивная доска, служившая столешницей для местных гостей. Если убрать ее в сторону, внутри можно развести огонь и не замерзнуть ночью. Главное, чтобы предусмотрительные жильцы не надумали заявиться сюда на ночлег.

      Я разложил на «столе» свои сокровища в ровный ряд, разглядывая их с восхищением. Раньше в моей абсолютно заурядной жизни не было совершенно ничего общего с теми книгами и их героями, но теперь все изменилось. Я преступник, хоть и не виновен, точнее, виновен, но лишь в своей нездоровой страсти. И даже она сейчас отошла на задний план, не вызывая привычных приступов самобичеваний. Передо мной лежал нехитрый обед, но именно эти продукты, ранее не вызвавшие бы ровным счетом никаких эмоций, теперь порождали бурю во мне. Что толку прятаться по грязным подъездам, продлевая существование, отличающееся от прежнего только отсутствием бытового комфорта. Меня все равно поймают. Теперь эта мысль не сопровождалась всплеском паники, напротив – какая-то сумасшедшая, первобытная решимость взрывалась внутри, подхлестывая словно кнутом. Теперь все мосты в виде нажитых квартиры, машины и приличной работы, сожжены. Остался только я и весь мир с противоположной стороны баррикад. Так было всегда, но теперь оставшееся мне время на свободе можно превратить во вспышку, пожар, а не тление влажных поленьев. Можно все, и даже больше!

      Я достал из кармана ключи и с силой пробил ими консервную банку. Каким же я был идиотом! Ведь даже на миг не мог представить, что мир принадлежит мне. Масло текло по рукам, мимо оторванного куска хлеба, но я улыбался, глядя в никуда. Как все, оказывается, просто…

      ***

      – Я больше не лошадка, хватит! – В голосе девочки в джинсовой юбочке появилась нотка мольбы.

      – Но, давай! Давай, лошадка! – Подружки смеялись, безучастно, словно не понимая, что значит усталость, так, если бы они были роботами, созданными в далекой секретной лаборатории. Ветер бросил в лицо одной из них мокрый лист, и та отшатнулась в сторону, утираясь рукавом.

      – Карусель! – У девчонки в розовом спортивном костюме будто зажглась лампочка озарения в голове. С радостным воплем она побежала вокруг остановившейся подруги, не выпуская леску, служившую уздечкой, из рук. Идея была поддержана моментально, без лишних разговоров. Вторая девочка с радостным визгом бросилась бежать по кругу. Одна за другой, петли обвивали горло Верочки.

      ***

      Борясь с искушением в очередной раз оглядеться по сторонам,