Вечная зима. Андрей Борисович Бархатов

сменялся на приятное тепло, берущее начало от кончиков пальцев. Белослав ушел далеко вперед. Ингварр и Добромир тащили носилки Ратибора, которому становилось все хуже и хуже. Акамир шел позади, осматриваясь по сторонам. Ещё в селении Блестовит, перед самым отходом, Акамир огульно объявил о том, что будет замыкать строй, и запретил всем оказывать ему поддержку в возможной битве с волколаками.

      По пути в Вержавск воины хранили молчание. Да и шагать старались тише, ведь даже хруст снега мог задеть острый слух волколака. Чрезмерная напряженность повлияла на восприятие каждого, ибо даже их собственные шаги порой воспринимались как чьи-то чужие. Где-то позади треснула ветка, и все разом замерли на месте, сердца застыли в ожидании нападения. Но ничего. Тишь. И вновь волчий вой. Уже вскоре небо полностью почернело, а впереди сверкала лишь пустая лесная чаща, пропитанная холодом. Добромир мог бы запросто смириться с мыслью о скорой кончине, но, если бы этот момент настал после прощания с Софией и Янушом. Ингварр упорно отгонял от себя мысли о смерти, подготавливая себя к новой битве и встрече с сестрой, с которой ужасно хотел поговорить насчет родителей. Он больше не мог таить всех своих рассуждений и желал поделиться ими с единственным родным человеком. Акамир был преисполнен готовностью пожертвовать собой ради спасения других, но не во имя увековечивания своего образа, но лишь во имя выживания своих людей.

      Так и пребывали воины в своих мыслях, пока вдруг меж стволов не протиснулся свет. Такой теплый и приветливый. Одно лишь его созерцание грело чуть ли не лучше костра. Белослав ожидал свою группу у приоткрытых ворот, беспокойно расхаживая туда-сюда. Завидев измотанных мужей, он суетливо перехватил о Добромира носилки и потащил их, попутно выспрашивая Ингварра, не заметили ли они ничего подозрительного по пути. А как он крутился вокруг раненого Ратибора! И бинты сменит, и воды подаст, и скажет всем о том, что больной нуждается в спокойствии. Все селяне вышли на улицы и хором обратились к Акамиру. Посыпались расспросы, от которых у воина заболела голова. Оглядев всех, он вдруг побледнел пуще прежнего, не смел шевельнуться, а слова его застряли в глотке. Семья вцепилась в него, осыпая поцелуями Но Акамир уж вовсе оглох, а думы темные обезмолвили его. Добромир уже стоял на крыльце своей избы, крепко сжимая в объятиях жену и сына. Смотря на их счастье, Акамир окончательно потонул в размышлениях. Он не мог бы вынести мук, что рождались в его душе при потере своих воинов, бывших ему собратьями, кому-то отцами, и сыновьями, и любящими мужьями. Акамир довольно часто размышлял о погибших и усматривал в их погибели свою вину, которую мог искупить лишь телесными страданиями. Тем временем мать Ратибора припала к телу своего сына и, крепко сжав его руку, принялась что-то бормотать. Ингварр сидел на пне и глядел на Софию. В глазах его ютилось желание подойти к сестре и обнять её, но что-то его останавливало.

      Чудовищный бас Акамира заткнул всех. Он рассказал о произошедшем