Угли войны. Гарет Л. Пауэлл

с ними я несколько часов продержусь. А потом, как я подозревала, каждый будет сам или сама за себя. Если Адам еще жив, придется ему подождать. Я, как умела, пусть и грубовато, любила его, но не настолько, чтобы любовь подавила свойственный мне прагматизм. В конечном счете его смерть для меня значила меньше, чем собственная.

      Я уже начала думать о нем в прошедшем времени.

      12. Сал Констанц

      Нода я нашла между двумя блоками двигателей – он втиснулся в технический люк и менял какие-то детали в запасных силовых шинах. Время было позднее, однако Нод не возражал против моего визита. Вздумай я устроиться в его гнезде, он и тогда не стал бы спорить. Драффы, при всей своей пресловутой сварливости, не склонны были отстаивать территорию. Пока я не мешаю работать, он будет спокойно терпеть мое присутствие.

      – Как дела? – спросила я.

      Нод не поднял ни одного лица.

      – Много грусти.

      – Тебе грустно?

      В тусклом освещении машинного зала синие чешуйки у него на спине поблескивали, как масляная пленка на воде.

      – Не я, корабль. Тревожная Собака грустит.

      Нод, пятясь, с опорой на все шесть двенадцатипалых рук, выбрался из узкого прохода. Драффы не стоят на ногах в человеческом понимании. У них все конечности могут исполнять роль рук или ног, и на каждой «руке» расположены органы восприятия, позволяющие использовать ее как лицо. Два, три или четыре этих лица они применяют для опоры на пол или на стену, а оставшимися производят работы, причем вверх тормашками им так же удобно, как в нормальном положении. Нервные особы находят их похожими на гигантских чешуйчатых синих пауков, зато из них получаются дьявольски ловкие механики звездных кораблей: они умеют закрепиться и в свободном падении, и под тягой, и у них еще остаются свободными две, три или четыре руки с дюжиной тонких противостоящих отростков на каждой; и каждой, помимо осязания, дано еще видеть, чуять и ощущать вкус. Потому-то драффов и нанимают обслуживать силовые установки и прыжковые двигатели наших надпространственных судов, да и не только наших – всех вышедших в космос рас, какие нам известны.

      – Что значит – кораблю грустно?

      Нод пожал плечами – этот жест он перенял у людей, но у драффа он выглядел по меньшей мере в два раза сложнее.

      – Корабль грустит.

      – О чем грустит?

      – Обо всем.

      – О Джордже?

      – О Джордже и обо всем.

      Нод вытащил из инструментальной портупеи отвертку и принялся завинчивать крышку люка.

      Я оглядела металлическую пещеру – мне почудилось, что я стою в сердце раненого зверя. Как это корабль может грустить? Его задумывали неподверженным ни горю, ни посттравматическому стрессовому расстройству.

      – А ты как?

      Ближайшие ко мне лица раскрылись и закрылись, будто цветы, – так драффы моргают от удивления.

      – Грустно и не грустно.

      – Это как?

      Нод озадаченно