Дочь пекаря. Сара Маккой

подергал ручку. Заперто. У переднего колеса сидит кукла в разноцветном ребозо[24]. В пыли следы маленьких ног. Линда Колхаун говорила о матери и детях. Он снова постучал:

      – Сеньора?

      Одеяло на окне чуть шевельнулось.

      – Я не причиню зла. Я хочу помочь. Откройте, – твердо сказал он и затем повторил по-испански.

      Дверь щелкнула и медленно открылась. На него тревожно воззрилась заплаканная загорелая мексиканка.

      – Por favor, – взмолилась она. – Mis niños[25].

      Две маленькие головки выглянули с заднего сиденья.

      – У вас есть бумаги? Гражданство или виза?

      – Нет, виза нет.

      – Вы не можете здесь оставаться без гражданства и без визы. Откуда вы?

      – Para mis niños[26], – повторила она.

      – Вы – нелегальный мигрант. Я знаю, что вы это понимаете. Вы одна или с кем-то? Вы с группой приехали? Вас кто-то привез?

      Мексиканка закрыла лицо и расплакалась.

      Он вздохнул. Женщина, скорее всего, отдала «койоту» все до последнего песо. Тот перевез их через границу и бросил или посадил в машину и велел подождать. В любом случае, последние две недели они явно жили в аду: пустыня, грязь и жара, голод и страх. А теперь разбиваются все мечты о нормальной жизни для нее и ее детей. Она предпочла бы остаться в машине и умереть на американской земле, лишь бы обратно не отправили. Он это видел уже сто раз: отчаяние оправдывает самые невероятные вещи.

      – Сеньора, – попытался успокоить Рики, – здесь, – он показал на машину, – не место для детей. Это неподходящий путь. – Он распахнул дверь. – Выходите.

      Женщина взяла его за руку:

      – Не надо депортация. Por favor, señor.

      Он сглотнул. И вот так каждый раз – с комом в горле.

      – Простите, но есть закон. Вы его нарушаете.

      Рики родился в Эль-Пасо – уже американцем. Его мать и отец родились в миле отсюда, в мексиканском Хуаресе, два года дожидались визы, семь лет – гражданства. Система работала плохо, и американцами становились только богачи или очень терпеливые люди. Его родители – из терпеливых. Рики понимал отчаяние этой женщины, но он также понимал долг и справедливость. Его семья соблюдала законы своей новой родины, какими бы они ни были, и Рики считал, что другие тоже должны их соблюдать. Если уж ценишь то, что дала жизнь, правила этой жизни будь добр уважай. Нет правил – получается, можно воровать у соседа и подтираться Библией. И все же сострадание пересиливало: выдворяя как преступников женщину с двумя детьми, Рики чувствовал себя прескверно.

      Линда Колхаун со своей собачкой стояла на пороге своего дома вдали. Ее бриллиантовые серьги сверкали, как языки костра.

      Рики вызвал Берта. Женщина собрала вещи.

      – Задерживаю женщину с двумя детьми. Совершенно точно мексиканцы. Больше никого не видел. – 10-4.

      Во дворе соседнего дома на ржавом трехколесном велике сидел малыш в шортах и шлепанцах. На пограничников он не глядел – глядел на запертую дверь соседнего трейлера.

      – Отправляюсь на станцию, – сказал Рики и засунул рацию в нагрудный карман. Стряхнул с ботинка ком

24

Мексиканская традиционная женская одежда – длинный кусок ткани, который используют как шарф, накидку, покрывало.

25

Прошу вас… У меня дети (исп.).

26

Ради моих детей (исп.).