Дочь пекаря. Сара Маккой

ботинком. – Черт, мне сегодня юбилейный торт глазировать.

      – Тут никто не виноват. Иногда не поймешь, пока не попробуешь, – сказала Элси.

      Девять

      Пекарня Шмидта

      Гармиш, Германия

      Людвигштрассе, 56

      25 декабря 1944 года

      Мама и папа наверху заворочались. Элси замела лепестки ромашки под стол, а те, что остались, положила в кружку и залила горячей водой. Как ни странно, рука не дрожала. На столе в муке лежало кольцо Йозефа.

      Опять застучали в дверь, заорали.

      – Что случилось? – послышался папин голос с лестницы. – Иду, иду. – И он включил свет.

      Элси зажала кольцо в кулаке, и тут в кухню вбежала мама:

      – Элси, что такое?

      – Не знаю. Я заварила ромашку, и тут… – Она отвернулась и уронила кольцо в чашку, стараясь не смотреть на печь.

      Вошли четыре вооруженных гестаповца. Двое обступили папу с флангов.

      – Ищите что хотите, – сказал он. – Нам прятать нечего. Ради всего святого, сочельник на дворе.

      – Мои извинения, герр Шмидт, но у нас приказ, – сказал коренастый солдат с дубовыми листьями на воротничке.

      – А что случилось? – Мама, дрожа, босиком стояла на плитке.

      – Еврей сбежал, – ответил гестаповец.

      – Тут нет евреев, штандартенфюрер, – сказал папа и хлопнул по печке: – Тут хлеб да булочки.

      Элси пробрала дрожь. Волоски на руках встали дыбом.

      – Ходили куда-то? – Солдат покосился на платье Элси.

      – На ваш праздник, – ответил папа. – Куда ее пригласил подполковник Йозеф Хуб.

      – До этого момента вечер был прекрасный, – сухо добавила Элси.

      – Извините за беспокойство. Это не займет много времени, – сказал штандартенфюрер. – Разрешите? – Он ткнул дубинкой в сторону лестницы.

      – Да, конечно, идите и ищите, что вам надо, – сказал папа.

      Двое отправились наверх, бухая сапогами по старым половицам. Двое остались в кухне.

      Мама шумно вздохнула.

      – Мой корсет лежит на виду, – прошептала она.

      Элси закатила глаза. Гейзель пишет, что эсэсовцы дарят ей кружевные лифчики, так что солдаты наверняка видали галантерею и посексуальнее.

      – Очень им нужно смотреть на твое застиранное белье, мам.

      – Цыц, – оборвал папа.

      Элси отодвинула чашку от края стола и скрестила руки. Мама стиснула сорочку на груди. Один солдат прокашлялся и вышел поискать снаружи. Другой обошел кухню, остановился у печи и повернулся к папе.

      – Ваши лебкухен – мои любимые. Вы их прямо сейчас не печете?

      – На Рождество мы не работаем.

      Солдат кивнул.

      – А тогда печь почему теплая? – Он потрогал заслонку.

      Сердце Элси загрохотало, как грузовик. Мышцы свело.

      – Кирпичная печка за ночь не остывает. – Папа зевнул и почесал шею.

      Солдат подхватил зевок, снял фуражку и вытер лоб. В свете лампы Элси увидела, что он совсем мальчишка. Пятнадцать, не больше.

      – Вот. – Папа откинул