Холодный мир. Георгий Викторович Протопопов

неотрывно смотрел, скользил взглядом по своему новому дому, со смешанными чувствами. Может статься, он смотрит отсюда, с равнины в последний раз. А потом будет смотреть только оттуда. Кто знает. Он не шиман, чтобы видеть будущее. И не умеет гадать по жженой лопатке улика или по рыбьим костяшкам. Хотя видел и вроде бы знает, как это делается. Схема-то проста. Сорок одна костяшка, вынимается одна, на которую шепчешь свою просьбу. Все костяшки в кучу. Разбить на глаз на три части. От каждой отсчитывать по три штуки, пока в каждой кучке не останется меньше четырех костяшек. Лишки откидывать порознь в разные места со значением: голова, два плеча, две руки, две ноги, сердце, печень. Потом…

      Эх, все равно не приходит к нему судьба через гадание. Не понимает он этого. Но тут нечего и гадать. Вот Архатах- конец пути. Что может быть еще?

      Руоль смотрел, и изо рта его клубами пара вырывалось неровное дыхание. Олья терпеливо ждали. Если бы не облачка пара, они все казались бы сейчас вытесанными из камня и припорошенными снегом фигурами.

      Наконец Руоль стряхнул с себя задумчивое оцепенение, встрепенулся, зашевелился.

      – То! – решительно воскликнул он. – Вперед!

      Олья послушно и даже с резвостью тронулись в путь. Видимо, и им передавалось одержимое стремление хозяина, его безоглядная, горькая решимость.

      Руоль продолжал смотреть на Архатах, голова его как-то пьяно моталась из стороны в сторону. Упорство было в его голосе, но тело… тело страдало… и выдавало Руоля. Сейчас он боролся с самим собой. Кажется, победил Руоль решительный. Потому что он вдруг запел во весь голос, хотя тело продолжало вяло раскачиваться, не выказывая стремления и силы воли, словно олья волокли его сами по себе, против желания, а он просто не сопротивлялся, не находя в себе сил для борьбы.

      Но Руоль пел, и его голос летел, метался, кружился над снегами, будто ветер, подбадривая верных оронов.

      То! Вперед, живей!

      Ну!

      Мои орончики!

      Смотри-ка! Архатах!

      Неприветливые склоны, суровые!

      Я еду к нему, еду!

      Вперед, Лынта, вперед, Куюк!

      Эй!

      Архатах! Суровый дедушка.

      Как меня встретишь?

      Мора- матушка прогнала меня.

      Меня- беглеца. Меня- беглеца.

      Как меня встретишь?

      Зима холодна, морозна, жестока.

      Еду к тебе.

      Бегу с равнины, словно Белый Зверь.

      Который на север, во льды,

      А я на юг- к тебе.

      Архатах! Ты дитя моры.

      Не могу ее совсем лишиться.

      Отныне буду жить здесь.

      Вот мой эджуген!

      Буду один.

      В этом краю безлюдном.

      Принимай, дедушка!

      Встречай беглеца!

      Долго еще пел Руоль в таком духе. Пел, пока не устал. Затем он просто молчал, свесив голову. На ресницах были замерзшие слезы.

      Руоля посетило сомнение: имел ли