Времена Амирана. Книга 4: Жизнь после смерти. Сергей Голубев

глядели на них всех, любимых своих детей, добрые и все прощающие глаза Единого.

      ***

      Дракон по имени Пафнутий пил воду. Между прочим, зимой, когда морозы покрыли реки ледяной коркой, занятие не из простых. Хотя Пафнутий уже приспособился. Он вообще довольно быстро обживался в этом непривычном и чуждом для драконов мире. Сначала-то он просто слизывал снег. Приходилось, чтобы напиться обесснеживать целые поляны. Сейчас же он сидел на берегу и, опустив голову на длинной шее к воде, огнем растапливал лед. Ну, а потом пил в свое удовольствие из образовавшейся полыньи.

      Поначалу-то огонь возникал как-то спонтанно, помимо его желания, просто как реакция на раздражающие обстоятельства. Примерно так, как кашляет поперхнувшийся человек. Но он быстро научился пользоваться этой способностью своего организма. Что-то это напоминало ему, но он никак не мог вспомнить, что. Впрочем, он многого не мог вспомнить.

      Пафнутий напился, опорожнил кишечник, и поднялся ввысь. Сегодня был хороший день. Сегодня по дорогам шло много коров. Пафнутий был сыт. Он летел просто так. Он не высматривал пищу. Он наслаждался полетом и с любопытством поглядывал вниз. Его последнее время странно тянуло к людям. А они разбегались при его появлении. Контакта не получалось. Пафнутию было как-то грустно из-за этого.

      Это чувство было похоже на голод, но от съеденной пищи не проходило.

      ***

      Две женщины – одна молодая и красивая, другая старая и сгорбленная, тяжело опирающаяся на сучковатую клюку, стояли на обочине и смотрели на проходящий мимо народ.

      Последнюю неделю они безвылазно просидели у себя в доме, в глухой чащобе, куда не было ни дорог, ни троп. Они были заняты. Они готовили зелье, которое должно было помочь маленькому внуку местного трактирщика, известного богатея. Внук неожиданно захворал, местные лекари не помогали, и трактирщик обратился к ним, когда они пришли в село за продуктами. Внук был осмотрен, диагноз поставлен, плата оговорена, и они удалились к себе, готовить из запасенных еще летом трав и прочих ингредиентов то, что гарантированно поднимет мальца на ноги, а им даст столь же гарантированный кусок хлеба еще месяца на два, на три.

      Трактир оказался закрыт, ворота, окна и двери надежно забиты досками, зелье в узелке оказалось никому не нужным. Ушел трактирщик. Куда? А куда бредут все эти люди, куда скрипят колесами повозки, куда гонят стадо?

      Молодая все порывалась пойти, спросить, но старуха останавливала ее. Зачем? Они сами не знают. Им просто страшно. А больше они ничего не скажут, в лучшем случае наговорят с три короба всяких досужих сплетен и слухов. Пусть идут…

      ***

      Принципия сидела на скамеечке возле ворот. Ворота были закрыты. Тут суета закончилась, хозяева собрали все, что смогли, уложили в две телеги, да поехали туда, где все собирались. Так что некому было потревожить Принципию, и она никому не мешала.

      А чуть подальше суета еще продолжалась, но это Принципию не трогало и не волновало. На руках у нее был ее младенец – вся ее жизнь, и смысл этой жизни в придачу. Младенец спал. Принципия