Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева

Легли в третьем часу. А до этого, позавчера, Мымре не понравилось, как наряд вымыл полы: так она орала полтора часа, а потом сняла его и поставила ещё на сутки. Две почти бессонных ночи. Спит она?

      – Никак нет, товарищ подполковник, ― пробормотала очень бодро, пытаясь приподнять совершенно варёное тело и открыть глаза. Тёплая рука Радугина легонько легла на плечо.

      – Написала уже? ― вполголоса спросил он. Сил хватило только на то, чтобы кивнуть, не размыкая век.

      – Ну и спи, Таня, ― спокойно проговорил он, а потом вновь произнёс суровым басом: ― Так, Соловьёва спит, потому что она учится нормально, а у тебя, Бондарчук, тройка на тройке, давай, поднимай свою голову! Как вы воевать собрались, а? Ну, скажите мне, как воевать-то будем, если учиться нормально не можем!

      Настя тоненько ответила что-то, но Таня с трудом воспринимала происходящее. Она вновь начала проваливаться в долгожданный сон. Тело уже охватило блаженное тепло, стало уютно и тихо. Снилась мама. Мама и нетронутая Москва.

      Резкая трель звонка заставила вздрогнуть, поднять голову и, щурясь от яркого света, разлепить глаза. Девочки вскакивали с мест, гремя стульями. Следующей была огневая, и, чтобы успеть в тир, который находился далеко от учебки, нужно было торопиться. Подполковник Сидорчук был страшным человеком во всём, что касалось опозданий. Да, собственно, и во всём остальном тоже.

      Поэтому, несмотря на то, что спать хотелось жутко, огромным усилием воли Таня заставила себя встать. Подбежала Валера, сидящая, блин, на первой парте: Радугин считал, что она постоянно списывает. Не что чтобы это было неправдой, но Таня всё равно была недовольна.

      – Что в четвёртом? ― защебетала она, пользуясь тем, что поток девчонок закрывал её от зорких глаз Радугина.

      – «А». На, проверь дальше.

      Валера склонилась над листочком и исправила абсолютно всё.

      – Ну… почти же правильно, ― нисколько не смущаясь, сказала она, и Таня засмеялась. Серьёзно, вряд ли есть на свете человек, превосходящий в обаянии Валерию Ланскую. Тесты были сданы, и Валера подхватила Таню за руку.

      – Проснулась, Лисёнок? Идём? Сидорчук ждать не будет, ― улыбнулась она.

      – Соловьёва, Ланская, стоп, ― послышалось вдруг из-за спины.

      Валера сделала страшные глаза, став похожей на оленёнка. В голове у Тани сразу же пронёсся длиннющий поезд со всеми их косяками за последний месяц. В памяти всплыл самый косячный: неделю назад, когда они с Валерой мыли класс тактики, где и находились сейчас, они слегка разбили какую-то декоративную тарелку с изображением Крыма, стоящую в углу кабинета, и тут же, по старинной армейской традиции, с обратной стороны накрепко склеили её скотчем. Ну а что? А что им ещё было делать? Клея не было, а она вон, до сих пор стоит, не шелохнется… Главное ― не трогать. И рядом не дышать.

      – Я отпросил вас с огневой. Вы зачёты сдали? Ну и отлично, лучше поработайте на благо кафедры, ― кивнул Радугин на внушительную стопку бумаг на столе.

      Выдохнули они с Валерой одновременно: про косяк Радугин не узнал, да ещё и с огневой отпросил.

      Огневую в ПВВКДУ, Петербургском Высшем Военном Краснознамённом Десантном Училище, не любил никто. И дело было не в стрельбе, порядком поднадоевшей в это военное время, а в Сидорчуке, который вёл эту самую огневую. Даже если вылезти вон из кожи и тренироваться двадцать четыре на семь, зачёт получить у него невозможно, разве что попытки с сорок пятой. На все несмелые возражения и возмущения он приводил один-единственный железный аргумент. «Что, на войне так стрелять будете?! Что американцу-то скажете, когда он дуло к вашему виску приставит?!» ― ежедневно вопрошал он, с каждым словом багровея всё больше. Сдавая последнюю сессию, Таня приходила на пересдачу четыре раза, а ведь она до училища занималась биатлоном и стреляла неплохо!

      Но особенно подполковник ненавидел девочек. Пройдя Чечню, он полагал, что женщинам в армии не место. И не просто полагал, а высказывал – вернее, выкрикивал – это каждый день на хихикающий женский взвод второго курса.

      Обернувшись к Валере, Таня поняла, что она разделяет её радость. Валеру Сидорчук ненавидел особо: очаровательная низенькая блондинка вызывала в нём прямо-таки лютую ненависть. «Тебе дома сидеть и борщи варить! ― орал он каждый раз при виде неё. ― Куда ты лезешь, идиотина?! А? На фронт?! Стрелять бы научились, вояки!»

      К Тане он относился так же плохо, несмотря на то, что стреляла она прилично, а рост её превышал Валерин сантиметров на пятнадцать. В общем, всё это было довольно странно: во-первых, Сидорчук поставил ей и Валере зачёт, а во-вторых, отпустил с занятий.

      – Садитесь, вот вам ручки. Вот отсюда аккуратно ― аккуратно, Ланская! Хорошо, что не Широкова на твоём месте ― отсюда переписываем фамилии подряд в столбик. Это ясно? ― Радугин протянул им какие-то бумаги. ― Голодные? Дать покушать?

      Наверное, для таких подполковников, как он, в раю есть отдельное место. Таня с Валерой активно закивали. Радугин усмехнулся, открыл ящик стола и, что-то достав, приложил палец к губам, а затем раскрыл ладонь.

      – Баунти?! ― в один голос воскликнули