Крах Обоятелей. Стемарс

концов он не послушался даже меня, своего младшего брата. И что? Он стал майором! Самым умным майором во всей непобедимой Красной Армии. А потом, он не придумал ничего лучшего, как умереть….

      – Я похож на него, дядя Лейба?

      – Ты? – удивленно поднял на него брови Лейба. – Нет. У тебя глаза другие. В них нет грусти.

      – И что вы видите в моих глазах?

      – В твоих глазах я вижу многое. Главное, ты оставляешь мне надежду, что из тебя получился хороший еврей. А это, по-верь мне, очень трудно.

      Суровый вид дяди Лейбы, нисколько не смущал Романа; он чувствовал, сердце у раввина доброе, да и с юмором него все было в порядке. Когда, через час, он в нетерпении подбежав к склонившемуся над книгой дядюшке, и запросто положив руку на плечо, спросил:

      – А море у нас в какой стороне? Там? – предположительно, указал он рукой.

      – Ну да! – не поднимая головы ответил дядюшка. – Сейчас я разверну тебе всю Одессу и сделаю так, чтобы море было там.

      Дядя Лейба был настоящий раввином, Роман это понял сразу. Стоило ему взять в руки Тору, как происходило настоящее преображение. Куда-то улетучивались высокомерие, надменность и специфический, словно въевшийся в голосовые связки, неповторимый одесский акцент. Впрочем, что касалось акцента, Роман подозревал, что у дяди он искусственный; и картавит он намеренно, подчеркивая тем самым, особый шарм присущий ярким представителям его народа.

      В минуты самопогружения его лучше было не тревожить; Тора мгновенно встала между ним и остальным миром огромной, непреодолимой стеной. Это мешало им лучше рассмотреть друг друга. Впрочем, Роман к этому и не стремился. Его влекло море, солнце, и переполненный девушками пляж Лонжерон…

      Друзьями они так и не стали, но научились сосуществовать; хотя, где-то глубоко внутри, Роман полюбил своего родствен-ника, бравирующего неистребимым, еврейским духом.

      С тех пор прошло не мало лет… и вот, они вновь встретились, теперь уже в Москве, на Павелецком…

      Дядя Лейба, в традиционном черном костюме и черной шляпе, долго оценивающе рассматривал Роман. и после положенных объятий, сказал с тем же акцентом:

      – Ты возмужал! Вымахал, будь здоров!

      Уже дома, когда Роман раскладывал чемодан, он как бы невзначай спросил его.

      – Ты помнишь мои правила? – и не успел Роман ответить, закончил свою мысль. – Соблюдение шаббата и посещение синагоги….

      Роман, не задавался целью, стать головной болью дядюшки, но именно эти две вещи волновали его меньше всего. Но вскоре, дядя Лейба вновь вернулся к ним.

      – Понимаешь, после разрушений Храма синагоги играют особую роль в нашей жизни. Особенно после рассеивания. Они и раввины это нечто маленькое, заключающее в себе нечто необъятно большое….

      Роман приготовился к лекции, но дядя не стал донимать его. Пусть долго, и почти на ощупь, он очень корректно стал нащупывал путь к его мыслям. И постепенно, их беседы раньше короткие и чисто информационные, стали превращаться