Леди и война. Пепел моего сердца. Карина Демина

от боли. Никогда раньше ему не было настолько больно, и Дар стиснул зубы, чтобы не заплакать. Пальцы не шевелились. В груди что-то хрустело. Но двигаться он мог. И полз, пытаясь выбраться на волю.

      – Ох ты, горе луковое! – Его вытащили из соломенной кучи, и Дар все-таки заскулил.

      Ночи больше не было. День. Свет яркий до того, что смотреть невозможно. Воздух, который изнутри разъедает, а дышать приходится ртом, потому как нос забит.

      – Не шевелись, хуже будет.

      Перевернули на бок, укрыли чем-то теплым, лохматым, пахнущим мокрой шерстью и дымом.

      – Не смотри…

      Дар смотрел. Наперекор. И потому, что должен был видеть. Край одеяла из овчины. Солому. Тюки, наваленные безо всякого порядка. Крестовину меча. Солдат, идущих рядом с повозкой. Дорогу. Кресты… много крестов. Людей на них. Люди еще жили. Кричали. Плакали. Стонали. Говорили что-то, и Дар радовался, что умрут они не скоро. Но когда умрут, то будут наконец свободны.

      Они ведь именно этого хотели…

      Крестов хватило на три дня пути. На четвертый Дар сдался и начал есть.

      Красная ночь возвращалась в снах до самой смерти Арвина Дохерти. В последний год его жизни Сержант каждый день ждал выброса. Ошибся.

      И вот теперь снова.

      Грохот нарастал и, верно, был слышен и обычным людям. Сержант отстраненно думал, что не успеет сделать все.

      Вернуться в замок.

      Найти Меррон. Забрать Снежинку.

      Пробиваться лучше в порт. Там – лодка, и до острова… в городе нет никого, кто хотя бы частично поглотит удар. Люди обезумеют. Сколько нужно времени, чтобы они перебили друг друга? Или хотя бы ослабели достаточно, чтобы выбраться за пределы… города? А за чертой? Как далеко накроет откат?

      Волна набирала силу и… гасла, не достигнув порога. Набирала и…

      – Гарнизон к оружию! – Сержант толкнул оцепеневшего дозорного. – Всех поднимай!

      Гасла… гасла…

      Рвалась.

      Не вырвалась. Умерла нерожденной, и в наступившей тишине Сержант слышал, как в едином ритме стучат сердца людей, которых вдруг стало много. Они слышали зов и были готовы откликнуться…

      …как и горожане.

      Высыпали на улицы. Напуганы. Растеряны. Не знают, что чудом живы остались, и лезут под копыта.

      – С дороги!

      Хорошо, к эпицентру не сунутся, не по знанию, но подчиняясь инстинктам. Иногда даже хорошо, что люди – это животные.

      Впереди – распахнутые ворота, чернота храма и яркая мурана, потянувшаяся было – чует родство, – но отпрянувшая: не признала.

      Изольда в полудреме.

      Кровь на полу… немного.

      И храм стоит, значит, получилось. Город пощадили. Изольда жива. Дохерти вернется. Осталась малость – дожить до возвращения.

      Разум рассчитывал варианты. Немного. Пробиваться к границе или хотя бы на Север. Сколько пойдет за Сержантом? Сотни две, вряд ли больше. И долго эти сотни не продержатся.

      Корабль?

      Море зимой неспокойно. Да и Сержант ничего не смыслит в корабельных делах. Значит, придется довериться. Нельзя доверять.

      Остается замок. Осада. И надежда, что Дохерти соизволит