Леди и война. Пепел моего сердца. Карина Демина

и пощечина, которую он отвесил, стала лучшим тому подтверждением.

      А ведь когда-то он Меррон нравился.

      Говорил красиво, о свободе и еще справедливости. Вот, значит, какова справедливость на вкус.

      – Садись! – Малкольм вцепился в плечо и толкнул.

      К столу. Обыкновенному такому столу у окна.

      Закрытого.

      Стеклянного.

      Стекло бьется, и если вскочить на стол, то… нет, пожалуй, от самоубийства Меррон пока воздержится. Она слишком зла на всех, чтобы умереть. Да и не ясно пока, что Малкольму надо.

      Облизав лопнувшую губу – теперь долго кровить станет, – Меррон села. Огляделась.

      Комната. Небольшая, незнакомая. Окно одно, то самое, перед которым стол стоит. Стену слева занимают полки с запыленными книгами. Стена справа пустая. Мебели почти нет. Оружия в принципе нет. Если только стулом по шлему… стул внушительный.

      Но сумеет ли Меррон попасть? И что сделает Малкольм, если она промахнется? Сейчас он внимательно следит за каждым ее жестом, значит, обмануть не выйдет.

      – Товарищеский суд приговорил тебя к смерти.

      …В этом Меррон не сомневалась. Кто из товарищей Малкольма ослушается?

      – Однако тебе представится возможность искупить свою вину.

      – К-как?

      Нельзя смотреть Малкольму в глаза, он поймет, что Меррон недостаточно напугана, чтобы остатки разума растерять. А куда смотреть?

      На лист. Белый лист, закрепленный на подставке. Чернильница есть. Перья… а ножа для бумаг нет. Песок. В глаза? И стулом по голове?

      Малкольм, словно заподозрив неладное, отошел к двери. А за ней двое охранников, которые на шум явятся. С тремя Меррон не сладить. И значит, голову ниже, вид несчастней, и думать, думать…

      – Пиши.

      – Что?

      – Письмо.

      Ну Меррон поняла, что не записку любовную.

      – Кому и какое?

      – Мужу своему. Правдивое.

      Знать бы, что сейчас считается правдой.

      – Что ты совершила ошибку…

      …связавшись с Малкольмом…

      – …и очень в ней раскаиваешься.

      …причем совершенно искренне и до глубины души!

      – …умоляешь его проявить благоразумие и отпустить невинных людей, тобой оклеветанных. А также признать полномочия Совета и подчиниться ему.

      Совет? При чем здесь Совет? Малкольм утверждал, что Совет – сборище глупцов, скопцов и скупцов. Некогда это казалось забавной шуткой. И не смешно было, что эти люди правят страной, соблюдая лишь собственные интересы. А теперь получается, что от Сержанта требуют подчинения?

      Значит, он пошел против Совета и…

      …и опять выходит, что дело не в Меррон, а в нем.

      – Не буду. – Меррон закрыла глаза, ожидая удара.

      Не последовало. Напротив, Малкольм почти нежно коснулся волос.

      – Жалеешь его?

      Разве таких, как Сержант, жалеют? Он сам по себе. И делать будет только то, что сочтет нужным.

      – Знаешь, почему он на тебе женился?

      Понятия не имеет.

      – Потому что ты страшная…

      …какой-то