Голос Незримого. Том 1. Любовь Столица

вкушу пунцовый, —

      И душе моей утешенной

      Будет остров – Наксос новый.

      ОСЕНЬ

      ^{Алкеева строфа}

      Вдвоем вступили мы в виноградный сад —

      Идем аллеей золотолистых лоз, —

      И грозд зеленый, алый, черный

      Виснет у плеч, задевает кудри.

      Толпа работниц полнит корзины нам

      Агатом сладким, яхонтом, ониксом, —

      Шатка их поступь, голос резок,

      В спутанных косах – сухие листья.

      Вдали круглится матовый неба свод,

      И в нем, пурпурный, густо течет закат,

      Как в терракотовой амфоре

      Винный запас, что с водой не смешан…

      Как запах терпок, трепетен шорох трав! —

      То в желтой хлене, тихо влачащейся,

      Проходишь ты, богиня Осень,

      Сладко пьяня и светло безумя.

      О, не вернулся ль к нам Дионисий век?

      И не мэнады ль – эти все девушки?

      А он, мой спутник, странный, стройный,

      Не сам ли Вакх, Ариадны милый?

      Он только глянет – в сердце стихает боль…

      Он улыбнется – и утешение…

      Целует он – и ярый пламень

      В кровь проливает фиал тот алый.

      БОЖОК

      Ты весь – во времени микенском,

      Ты весь – в доэллинской стране.

      В твоем лице, мужском и женском,

      Вскрываются их тайны мне.

      Твои улыбчивые губы

      Смеются смехом божества,

      А кисти рук красиво-грубы,

      Как у лесного существа.

      Твой стан по-юношески гладок,

      Не мускулист, хоть и силен,

      Но множеством кудрявых прядок

      Твой лоб по-девьи обрамлен.

      И дух твой в чудном разделенье:

      Порой ты свят, порой ты пьян,

      То золотой овеян ленью,

      То светлым буйством обаян…

      Вот почему, никем не понят,

      Блуждаешь ты земной тропой,

      Но, если все тебя погонят, —

      Пойду с тобой и за тобой.

      И ты, безумный, ты, бесстрастный,

      Меня признай, ко мне склонись.

      Будь мой божок, живой, прекрасный,

      Мой архаичный Дионис.

      Когда ж мой голос, вольный, дерзкий,

      На пенье будет вдохновлен, —

      Не Аполлон будь Бельведерский,

      Будь мне – Тенейский Аполлон.

      БЕЗУМИЕ

      Брови бога всё хмýрей и хмурей,

      А уста всё упрямей, упрямей…

      Не валяется он уж на шкуре,

      Не играет с своими зверями.

      Грустно черная бродит пантера,

      Что ласкалась к нему, как голубка,

      Тускло медная никнет кратэра —

      Не берет из нее он ни кубка.

      И поодаль, влюбленная жрица,

      Грудь терзаю и волосы рву я:

      Бог не хочет ко мне приклониться,

      Бог не хочет принять поцелуя.

      Чем, когда я его рассердила?

      Не улыбкой ли, слишком уж мудрой?

      Не любовью ль своей неостылой?

      Не красой ли, как грозд, рыжекудрой?

      Вен лазурных