Голос Незримого. Том 1. Любовь Столица

нет в Гурзуфе, Бахчисарае,

      Да что! и в Карасубазаре… Моим ты будешь.

      Пусть я не женщина востока, не дочь ислама,

      Не под чадрою, не в изаре, – моим ты будешь…

      Ты сам то знаешь, сам бледнеешь, изнемогаешь…

      Так подчинись же сладкой чаре. Моим ты будешь.

      В саду ночном, с Эдемом схожим, где пальмы скроют,

      Где утаит араукарий, – моим ты будешь.

      Чуть засверкают звезд смарагды, чуть замерцает

      Елей в хрустальном лунном шаре, – моим ты будешь…

      Зальются возле нас цикады, взлетят фонтаны

      И вспыхнет пурпурный розарий… Моим ты будешь.

      Я песни дам тебе и сердце, и даже… губы.

      И, мир забыв при этом даре, моим ты будешь…

2

      Темно-синий и палевый виноград поспевает.

      Золотой и эмалевый виноград поспевает.

      Эй вы, юноши, с кудрями, что кистям тем подобны,

      Все – в сады, что вскопали вы! Виноград поспевает.

      Вы оставьте дома свои, жен унылых, увялых

      Под чадрою вуалевой… Виноград поспевает.

      Каждый мчись к винограднику на мажаре ль гремучей,

      На челне ли причаливай. Виноград поспевает…

      И, бродя между гроздами, выбирая спелейший,

      Пей пьянящий хрусталь его… Виноград поспевает.

      Я ж… Меж вами я выберу… И кто сердцу всех слаще,

      Смело взглядом опаливай… Виноград поспевает.

      И приблизься доверчиво… И о страсти ответной

      Не проси, не вымаливай. Виноград поспевает…

      Молча рот мой улыбчивый, незакрытый и алый

      Поцелуем ужаливай. Виноград поспевает.

      Ну, а тот, кто любил меня и еще так недавно, —

      Уаллах! Мне не жаль его… Виноград поспевает.

3

      Наяву ли, не в мечте ли я коснулся ее руки?

      И огонь, и трепет в теле… Я коснулся ее руки.

      В ароматном мраке ночи, чтоб домой ей пройти помочь,

      В кипарисах, что чернели, я коснулся ее руки.

      Как пастух, в игре искусный, не испытанной им еще,

      Но отзывчивой свирели, я коснулся ее руки.

      Как находчивый охотник им изловленной, неручной,

      Но уж ласковой газели, я коснулся ее руки.

      Словно путник истомленный серебрёного кувшинá

      С влагой свежею ущелий, я коснулся ее руки…

      Как козленок – ветки вешней, первой лилии – мотылек,

      Гибкой удочки – форели, я коснулся ее руки.

      Тонкой, нежной, обнаженной, ах! с круглящимся локотком,

      Чьи изгибы холодели, я коснулся ее руки…

      То случайно ли свершилось, или сам я того желал,

      Иль мы оба захотели, – я коснулся ее руки.

      А теперь не сплю ночей я, грежу только лишь об одном:

      Ах, когда бы здесь, в постели, я коснулся ее руки!

      А потом и уст, и персей, так же пламенно и легко,

      Как во мраке еле-еле я коснулся ее руки…

4

      Если я бледна, нема, в том луна лишь виновата.

      Если я схожу с ума, в том луна лишь виновата.

      Ах! Жалею я почти, что не дева я гарема,

      Не Зюлейка, не Фатьма, – в том луна лишь виновата.

      В час, когда сгасает день, город сказочно объемлет

      Серебрящаяся