Не уходи. Алекс Норк

внимания.

      Две рюмки водки, выпитые художником за ужином в трактире, вывести его из здравого ума не могли. Такие дозы влияют на настроение, но не на голову. Шел он домой с нормальною головой – я хорошо представил себе фонарь всего в шагах пятнадцати наискосок, – кем-то открытая дверь на лестницу была, вне сомнений, им сразу замечена. Как человек ведет себя в таких случаях? Безлюдный в одиннадцать часов переулок, взломанная дверь, тишина… Я на мгновенье увидел себя там стоящим, и сразу возникло чувство опасности – у меня здесь, посреди светлой многолюдной Москвы… Стоп-стоп! да мы, когда подъезжали к дому, видели неподалеку сторожевую будку, быстро пройти до нее не потребует двух минут, а дальше – можно вернуться с крепким мужиком себе на подмогу. Вместо этого шагнуть в немую эту страшную темноту?.. Приходит только одно объяснение – в мансарде находилось нечто важное слишком, столь ценное, что мысль о возможной пропаже заставила его устремиться внутрь.

      Полезное напряжение мысли, требуя для себя разрядки, нередко приводит к другой – и из другой области: по дороге почти проживает приятель мой, учившийся в то же примерно время в Академии художеств. Лучше заехать к нему до визита к графу, а не наоборот, как я замышлял, – у графа я могу засидеться, и приятель уйдет куда-нибудь по делам.

      Решив так, я снова вернулся к непонятной в тот поздний вечер истории.

      Что могло находиться в мансарде особо ценного? Деньги?.. Вполне. Но тогда они должны там оставаться припрятанными где-то сейчас. В мансарде полный порядок, а при поиске денег с обстановкой не церемонятся. Или убийца знал, где находятся деньги?

      Нечто на мостовой попало под колесо, сиденье тряхнуло – будто сторонняя сила вознамерилась мне помочь: да отчего же тогда преступник не взломал верхнюю дверь и не проник раньше в мансарду?

      Минут пять я ехал без всяких мыслей, не желая ощущать себя в тупике.

      – Прибыли, барин!

      О, здесь за углом жилище-студия моего товарища.

      Я поспешил подняться на второй этаж и дернул у двери за шнур колокольчика.

      Подождал…

      Еще раз, и сильнее подергал.

      Подействовало, заслышались шаркающие шаги и голос глухой: «иду-у».

      Вид хозяина сразу обо всем мне сказал.

      – Ты, Сережа… ой, заходи, как ты, однако, кстати.

      – Похоже больше, ты нуждаешься в продолжении сна.

      – В рюмке водки я нуждаюсь. А лучше – в двух.

      Мы вошли в большую комнату с неубранным диваном, на котором почивал хозяин, у стены еще стоял небольшой круглый стол со стульями, к нему мы и направились, остальное пространство было занято «художественным беспорядком», который не стану описывать, но именно тем рабочим беспорядком художника, коего не было и следов там на мансарде.

      Хозяин достиг стола, хлопнулся на стул и потянулся к графину…

      – Ой, брат, налей мне сам, как же напились мы вчера, у-фф, а Сашка Гагарин чуть не упал в Москва-реку.

      Он назвал еще трех театральных наших, пока я наливал ему… и даже пришлось помочь поднести ко рту.

      – … спасибо,