Ловушка страсти. Джулия Энн Лонг

для меня. Таким образом, наши сердца стали свободны, и теперь мы открыты для настоящей, счастливой любви.

      «Вот вам, мисс Эверси!» Герцог был горд собой.

      Полнейшая бессмыслица и вздор.

      Правда, он упомянул слово «любовь», которое для женщин было все равно что блестящие побрякушки для сорок.

      Женевьева ухватится за него. Ее голос снова станет мягким. Он найдет способ пробить ее защиту.

      Мисс Эверси задумчиво вздохнула и медленно подняла голову. На гладком белом лбу появилась тонкая линия. Она хмурилась.

      – Сердца? – задумчиво переспросила она.

      Герцог рассмеялся.

      На этот раз ему не удалось сдержаться. Когда она резко повернулась к нему, он сделал вид, будто закашлялся, но смех был искренним, и вызвала его Женевьева. Черт побери, в ее устах это звучало так, словно она сомневалась, есть ли у него сердце, но была готова потакать этому заблуждению.

      Беда в том, что герцог в этом тоже сомневался. По крайней мере его сердце теперь было лишь сложным механизмом для снабжения организма кровью.

      Женевьева снова замолчала. Она склонилась навстречу порывистому ветру, крепко придерживая руками шаль. Или слишком замерзла, или ей так легче было бороться со все усиливающимся осенним ветром, хотелось побыстрее догнать своих друзей, брата и избавиться от герцога.

      Надо положить конец этой прогулке: он чувствовал, что она согласилась пойти на нее после долгой внутренней борьбы.

      Герцог словно видел перед собой пони, упорно шагающего сквозь вересковые пустоши. Господи, какое прозаическое сравнение, а ведь ему надо предвкушать мысль о скорой гибели Женевьевы, иначе он никогда не выполнит свою задачу.

      Что ж, тогда пусть будет изящный пони.

      – Миллисент, взгляни на ту белку! – впереди раздался крик Гарри.

      – Чем вы любите заниматься, лорд Монкрифф? – слишком уж весело спросила мисс Эверси, когда молчание стало неуютным.

      Жалкая попытка поддержать разговор. Герцог рассердился, что она опять потакает ему.

      – Вообще-то я неравнодушен к шлюхам…

      Ее голова резко дернулась, словно от порыва ветра. Глаза Женевьевы стали огромными, темно-синими, почти лиловыми. Ее челюсть отвисла, и нижняя губа задрожала от ужаса или…

      – К… шлюхам? – Она выдавила слово с таким отвращением, словно только что вдохнула дым горькой сигары.

      Герцог чуть отпрянул и тревожно расширил глаза.

      – Прошу прощения, я хотел сказать – к лошадям. Честное слово, мисс Эверси, – пробормотал он. – Что вы теперь можете подумать обо мне? – Он печально покачал головой. – Лошади. Такие животные с копытами, на которых можно скакать, делать на них ставки, вспахивать поле, запрягать в фаэтон и мчаться на головокружительной скорости.

      Они продолжали идти, а Женевьева все смотрела на него. Огромные глаза сузились, они словно сверлили герцога проницательным синим лучом.

      – А со шлюхами всего этого делать нельзя? – мягко спросила она.

      Очередь герцога вздрогнуть