Романовы. Последние дни Великой династии. Владимир Хрусталев

иметь верховенство в Тихом океане, не захватили бы Порт-Артур, не втюрились бы в эту войну и не пережили бы всех тех ужасов, которые мы переживали как во время войны, так еще больше как ее последствия…

      Наконец, поездка из Владивостока через всю Сибирь на почтовых, конечно, тоже не могла не произвести реального впечатления величия той роли, которая Богом предназначена для молодого наследника, будущего императора.

      Поэтому, естественно, все это вместе в мировоззрении молодого цесаревича не могло не занять своего места среди других впечатлений, которые должны были найти приют в сердце и уме цесаревича. Он гораздо более склонял свою голову, свой ум и свои чувства в направлении к Востоку и притом к Востоку Дальнему, нежели к Востоку Ближнему и к Западу.

      Вследствие этого, можно сказать, поездка его на Дальний Восток в известной степени как бы предрешила и характер всего его царствования. Вот почему я говорю, что поездка эта была фатальна»⁸³.

      Можно, конечно, соглашаться или нет с такими однозначными выводами графа С.Ю. Витте, но нельзя не учитывать, что воспоминания писались в 1911 г., когда бывший министр давно находился в отставке и испытывал к царю, так сказать, не лучшие чувства. Впрочем, многие дипломаты отмечали, что Николай II во внешней политике определенно держался по крайней мере двух принципов: Россия должна наращивать свое влияние на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке и прав был его прадед Николай I, когда говорил, что “где стоит русская нога, оттуда уходить нельзя”. Вместе с тем известно, что Николай II высказывал в этой области политики и другое мнение: “Пойти вперед легко, остановиться трудно”.

      Однако вернемся к дневникам самого цесаревича во время нахождения его еще в Японии. Записи в дневнике в какой-то степени опровергают утверждения графа С.Ю. Витте. Спустя всего два дня после покушения, 1 мая 1891 г., Николай Александрович отмечает в своем дневнике: «Встал бодрым и веселым… Все японское мне также нравится теперь, как и раньше 29-го, и я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика, их соотечественника; мне так же, как прежде, любы их образцовые вещи, чистота и порядок…»⁸⁴.

      6 мая цесаревич торжественно отметил на борту «Азова» свое 23-летие и лично вручил двум своим спасителям джинрикшам «по золотой медали и по 2500 долларов каждому, сказав им, что они будут получать по 1000 дол[ларов] пенсии ежегодно до смерти»⁸⁵. По тем временам это были большие деньги.

      В день отъезда из Японии 7 мая 1891 г. наследник Российского престола записал свои впечатления: «Настал последний день нашей стоянки в японских водах; странно сказать, что не без грусти оставляю эту любопытную страну, в которой мне все нравилось с самого начала, так что даже происшествие 29-го апр[еля] не оставило после себя и следа горечи или неприятного чувства»⁸⁶. На следующий день в дневнике еще одна запись:

      «И грустные и радостные мысли толпились в голове при расставании с Японией: первые оттого, что не удалось проехать