Ночь кровавой луны. Светлана Алешина

и оказывались нередко мокрыми, потому что под ними была уже весенняя сырость.

      «Ладно, – подумала я. – В конце концов, если трамвая давно не было, есть вероятность, что скоро он придет!»

* * *

      Я поднималась в гору все выше и выше, и уныние местного пейзажа начало влиять на мое настроение. Мне теперь казалось, что все вокруг меня правы – я действительно лезу в абсолютно не мое дело, и с чего я вообще взяла, что справлюсь с этакой проблемой?

      Словно в подтверждение моих слов из-за покосившихся ворот очередного шедевра архитектуры «частного сектора» – домишки, перекосившегося, будто миниатюрная «пизанская башня», – затявкала собака, ей тут же ответила вторая, потом третья, и я почувствовала себя осмеянной целым собачьим коллективом!

      Но возвращаться мне не хотелось – не зря же я почти доползла до самого верха этой нескончаемой горы?

      Теперь я уже видела женский монастырь, а значит, где-то рядом должен был располагаться дом родителей Воронцова.

      Я остановилась, чтобы осмотреться. Из монастырского храма донесся колокольный звон, и в пустынной дотоле местности появились человеческие фигурки.

      Остановив маленькую старушку, бредущую на службу, я спросила у нее, где находится Тополиная, дом пятнадцать.

      Она подняла на меня глаза и с нескрываемым любопытством поинтересовалась:

      – А вы не к Полине?

      – К какой? – не поняла я.

      – К Полине Воронцовой. Вы к ней, что ли?

      – Да, – кивнула я.

      – У ней беда, – поделилась со мной словоохотливая старушка, покачав головой, и снова повторила:

      – Така беда… Сын ее жену вроде убил, не слыхали?

      – Слыхала, – вздохнула я. – Но ведь это еще не доказано?

      – Дак уже в тюрьме парень-то, – запричитала старуха. – А Машка его еще та курва была, еще та…

      Она вдруг развернулась, не договорив, и пошла снова к храму.

      – Постойте! – окликнула я ее. – А где их дом-то?

      – Да вон он, – махнула она рукой. – Ты возле него стоишь.

      С этими словами она торопливо засеменила своей дорогой.

      Я проводила ее недоуменным взглядом и пожала плечами: за несколько минут общения старушка успела не только указать мне дом, но и поделилась своим отношением к бедной Маше Тумановской. Так что… Нечестно обвинять бабушку в невнимании к моей персоне!

      Я направилась к домику, калитка, скрипнув, впустила меня в печальный двор.

      Подойдя к двери, я постучала.

      Сначала мне никто не ответил – домик казался всеми покинутым, но я не собиралась сдаваться и постучала снова.

      На сей раз в доме где-то в глубине раздались шаги и зажегся свет. А потом мужской голос поинтересовался:

      – Кто там?

      И я первый раз не сразу сообразила, как мне следует представиться!

* * *

      Нет, честное слово, я настолько растерялась, что мне даже не пришло в голову соврать, представиться, например, корреспондентом, или изобразить подругу Маши, или, наоборот, представиться знакомой Игоря!

      Он